Невеста дьявола

Молчание, а затем повторился знакомый звук: словно вздох пронесся по комнате. Печаль будто завибрировала в воздухе, она окутала Роуан как облако, волнистая, непрозрачная тень прокатилась по всему залу, оплела люстры, заполнила зеркала чернотой.

— Ты сейчас вокруг меня, да?

— Я люблю тебя, — произнес он тихим шепотом совсем близко, и ей показалось, будто губы коснулись ее щеки. Она напряглась, но не смогла побороть охватившую ее сонливость.

— Прочь от меня, — сказала она. — Я хочу побыть одна. Я не обязана тебя любить.

— Роуан, чем я могу тебя одарить? Какой подарок тебе принести?

И снова что-то легко коснулось ее лица, отчего по всему телу пробежала дрожь. Грудь напряглась под шелковой ночной рубашкой, внутри все запылало и заныло от голода.

Она постаралась рассеять туман перед глазами. В комнате стало еще темнее. Огонь окончательно погас, хотя еще секунду назад еще теплился.

— Это все твои фокусы. — Воздух вокруг снова стал осязаемым. — Ты и с Майклом проделывал то же самое.

— Нет. — Короткое слово прозвучало как нежный поцелуй.

— Когда он тонул… те видения… твоя работа!

— Нет, Роуан. Его здесь не было. Я не мог последовать за ним туда, где он оказался. Я существую только рядом с живыми.

— А когда он в тот вечер был здесь один и купался в бассейне, это ты вызвал призраков?

— Нет.

Она безуспешно старалась унять дрожь, сотрясавшую все тело. Ощущение было таким, будто она поймана в паутину.

— Ты видел призраков, явившихся Майклу?

— Да. Но я видел их глазами Майкла.

— Что это было?

— Не знаю.

— Почему не знаешь?

— Это были образы умерших людей, Роуан. А я принадлежу миру живых. И ничего не знаю о мертвых. Не говори со мной о них. Мне ничего не известно о Боге, как и о всем прочем, что не относится к земле.

— Надо же! В таком случае, что ты подразумеваешь под словом «земля»? — Что-то дотронулось до ее затылка и нежно приподняло завитки волос.

— Вот этот мир, Роуан. Дело в том, что сферы, в которых существуешь ты, и сферы, в которых я существую, принадлежат к физическому миру, хотя они параллельны и никогда не пересекаются. Я обладаю той же физической природой, Роуан, и столь же естествен, как все, что обитает на земле. И я жажду тебя, Роуан. Огонь моей жажды столь же чист, как любое пламя в этом мире.

— А как же призраки, которых Майкл видел в день нашей свадьбы в этой самой комнате? — спросила она, — Это ты вызвал их?

— Нет.

— Ты видел их? — Она почувствовала, будто перо коснулось ее щеки.

— Глазами Майкла У меня нет всех ответов, которые ты требуешь.

Что-то тронуло ее грудь, погладило, коснулось бедер. Она снова подобрала ноги под себя. Камин успел остыть.

— Прочь от меня! — прошептала она. — Ты воплощение зла.

— Нет.

— Ты приходишь из ада?

— Ты играешь со мной. Я пребываю в аду страстного желания доставить тебе удовольствие.

— Прекрати. Я хочу встать. Меня клонит в сон. Не хочу больше здесь оставаться.

Она обернулась и взглянула на почерневший очаг, где не осталось ни единого тлеющего уголька. Веки отяжелели, она не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Сделав усилие, она кое-как поднялась, цепляясь за каминную полку, и поняла, что не в состоянии дойти до лестницы. Тогда она повернулась, снова опустилась на колени и легла на мягкий китайский ковер. В воздухе разлилась приятная свежесть. Это ощущение усиливал нежный шелк рубашки, прильнувшей к телу. Роуан словно грезила наяву: ей казалось, что белый гипсовый медальон над люстрой ожил, резные листья аканта сворачивались и трепетали.

Внезапно в памяти ее всплыли все слова, которые довелось сегодня услышать. Что-то коснулось ее лица. Тело заныло от охватившего его сладострастия. Она подумала о Майкле, который так далеко от нее, за сотни миль, и почувствовала мучительную боль. Ах, как же она ошибалась, недооценив Лэшера…

— Я люблю тебя, Роуан.

— Ты сейчас надо мной?

Она пристально вглядывалась в темноту, радуясь прохладе, потому что тело горело, словно сконцентрировав в себе все тепло недавно затухшего в камине огня. Ощущение влаги между ног и восхитительных ласк, дошедших до самой нежной, лишенной даже пушка, кожи бедер, заставило все ее существо раскрыться подобно цветку.

— Я приказываю тебе прекратить! Все это мне отвратительно!

— Люблю тебя, дорогая.

Поцелуи становились все настойчивее — в уши, в губы, в грудь…

— Невыносимо… — прошептала Роуан, но на этот раз подразумевая чувство прямо противоположное, понимая, что если ласки прервутся, то она закричит от муки.

Когда он начал стягивать с нее рубашку, руки Роуан непроизвольно взметнулись вверх. Раздался треск разрываемой ткани, шелк соскользнул, и через секунду Роуан уже предстала во всей своей великолепной наготе, а чьи-то невидимые пальцы ласкали самые сокровенные уголки ее тела. Нет, не «чьи-то», а пальцы Лэшера. Это он осыпал поцелуями ее тело, касался губами ушей, век, заключал в объятия, ласково гладил по спине.

Да, она раскрылась навстречу его ласкам, как тот ирис в саду. Как розовый бутон розы, взорвавшийся на кончике огрубевшего стебля, усыпанного зелеными листьями с множеством тонких, как ниточки, прожилок. Она извивалась и металась на ковре…