Букет был принят. Элиза горячо поблагодарила его за цветы и за оказанное внимание во время их следующей встречи в Гринвиче, куда Хью якобы приехал для переговоров с Кроссом. Хью невольно задавался вопросом: не кажется ли ей подозрительным то обстоятельство, что он всегда заезжал к ним или слишком рано, или слишком поздно, и никогда не заставал ее отца дома. Впрочем, если Элизабет и замечала очевидные странности, то никак этого не показывала. Теперь у Хью не было и тени сомнений в том, что Элизабет Кросс ничего не знала о тайных планах своего отца, и это одновременно и успокаивало, и раздражало. Чем лучше Хью ее узнавал, тем больше она ему нравилась. И чем больше она ему нравилось, тем обиднее становилось за нее – ведь эту чудесную девушку бессовестно дурачили. Хью всегда считал себя честным человеком и не мог не думать о том, как больно станет Элизе, когда обман раскроется.
По правде сказать, его чувства к ней не ограничивались одним лишь состраданием. Она не переставала удивлять его. В отличие от большинства юных леди, считавших услужливое внимание джентльменов чем-то само собой разумеющимся, Элиза была искренне благодарна за любой добрый жест. И если скромный букет вызвал у нее столько радостных эмоций, то как, спрашивается, радовалась бы она настоящему подарку? Элиза, казалось, была вполне довольна как своим времяпрепровождением – работой в саду и прогулками с собакой, – так и очень узким кругом общения. Ее постоянной компанией были отец и пес Вилли. Но она не только не жаловалась – похоже, даже не испытывала скуки, живя в тихом Гринвиче. Хью говорил себе, что мисс Кросс не прельщал водоворот светской жизни, так как ее вполне устраивала та жизнь, которую она вела. Ее, в отличие, например, от Эдит, совершенно не интересовали балы и прочие светские мероприятия и Элиза не страдала от нехватки новых нарядов, как, к примеру, Генриетта. Но в глубине души Хью понимал, что дело не только в деньгах или их отсутствии. Просто Элиза принадлежала к иному типу людей: не любила и не хотела жаловаться, предпочитала убеждать окружающих – и себя заодно, – что ее все устраивает. Более того, она научилась получать удовольствие даже от маленьких радостей.
Сегодня Хью предстояло увидеть, как она держится на людях, как ведет себя в обществе. Если ей суждено стать его женой, то, хочет она того или нет, ей придется не только посещать подобные мероприятия, но и самой их устраивать. И это означало, что нужно не только принимать гостей, но и развлекать их. Хью видел, как она нервничала во время его первого визита в Гринвич, – так повторится ли это сегодня, когда поводов для нервозности несравнимо больше? Только представить: огромный зал, полный нарядных незнакомцев, далеко не всегда дружелюбно настроенных. Его роль останется неизменной в любом случае, и он постарается сыграть ее как можно лучше вне зависимости от того, как будет играть свою роль Элиза, но все же Хью очень надеялся, что она возьмет себя в руки и не ударит в грязь лицом. Конечно же, все будут подозревать, что он охотится за ее деньгами, но если она сделает из себя посмешище, то подозрения превратятся в уверенность.
Дверь в бальный зал была открыта настежь – иначе там можно было бы задохнуться. Гостей же собралось столько, что возникал законный вопрос: как тут можно еще и танцевать? Леди Тейн была в своем репертуаре: считая, что мерилом успеха какого-либо мероприятия являлось число гостей на единицу площади, она всегда приглашала гораздо больше людей, чем могла принять.
Хью пробирался сквозь толпу, раскланиваясь со знакомыми направо и налево, в том числе – и с подругами матери. Он не сообщил ей о том, что идет сюда, и знал, что на следующий день мать непременно ему это припомнит. Не останавливаясь и ни с кем не заговаривая, Хью шел, то и дело озираясь и высматривая мисс Кросс и ее отца. Но где же они? Увидев наконец мистера Кросса, Хью недоверчиво посмотрел на его спутницу – и с удивлением узнал в ней Элизабет. Только сейчас он понял свою ошибку. Он искал невзрачную простушку, а рядом с Эдвардом Кроссом стояла… красавица. Первое, что бросалось в глаза, – это ее прическа. Никаких завитков и кудряшек вокруг лица, как у других юных леди, а ласкающий взгляд шелковистым блеском узел волос цвета темного меда. Платье же глубокого синего цвета подчеркивало безупречную белизну ее кожи, которая лучилась подобно жемчугу, что в одну нить обвивал ее шею. Хью не мог оторвать от нее взгляд. Вдруг она улыбнулась, повернула голову и что-то сказала отцу. И тотчас же ослепительно вспыхнул сапфир, качнувшийся на подвеске ее серьги.
Хью направился к Кроссам.
– Мистер Кросс! Какими судьбами? – С «неподдельным» удивлением воскликнул граф, приблизившись к ним. – И вы, мисс Кросс, тоже здесь?.. Рад видеть вас обоих.
Элиза грациозно присела в реверансе.
– А я рада видеть вас, лорд Гастингс.