Граф привел ее обратно в бальный зал, который теперь казался Элизе невыносимо душным и слишком многолюдным. Раскрыв веер, она принялась энергично им обмахиваться, но это не помогало – лицо ее по-прежнему пылало.
Граф Гастингс поцеловал ее! И он прикасался к ней – словно был ее любовником! А потом попросил разрешения навещать ее. Элизу переполняла радость, и в голове у нее стоял гул. Она едва слышала, что говорил граф, прощаясь с ней.
Отец куда-то пропал, но Элиза быстро отыскала его взглядом. В дальнем конце зала он о чем-то увлеченно беседовал с мистером Гринвилом. Когда Элиза подошла к ним, отец рассеянно кивнул ей, продолжая что-то доказывать своему собеседнику. Гринвил, посмотрев на Элизу, многозначительно ухмыльнулся – как будто сразу догадался, что с ней произошло. Элиза почувствовала, что вновь заливается краской. Мистер Гринвил был тот еще повеса… «Только бы он ничего не рассказал отцу», – в страхе подумала девушка.
Молча стоя рядом с отцом, Элиза смотрела на танцующих невидящим взглядом и улыбалась, думая о своем счастье.
– С меня довольно. Может, поедем домой?
Элиза вздрогнула от неожиданности, услышав голос отца.
– Да, папа. Если хочешь, поехали.
Пробираясь сквозь толпу, они направились к выходу. Через несколько минут отец велел подать экипаж. А графа Гастингса нигде не было видно.
– Тебе понравилось на балу? – спросил ее отец уже по дороге домой.
– Да, папа, очень… – ответила Элиза, глядя в темноту и загадочно улыбаясь.
Хью медленно, но верно продвигался к выходу. Встречая знакомых, останавливался, чтобы обменяться приветствиями, и шел дальше. Некоторые из знакомых считали нужным прокомментировать его странный выбор партнерши. Все шло по плану – ведь он пришел сюда для того, чтобы поставить в известность общество и Элизу о своих намерениях. И, видит бог, он сделал все, что задумал, даже больше.
Да, он знал, что поцелует ее, но вовсе не помышлял ни о чем другом, кроме целомудренного прикосновения к ее губам. Как же случилось, что он едва не набросился на нее – под дождем, в нескольких шагах от переполненного бального зала? Что с ним не так?
Конечно, она насмешила его, когда сказала, что ее никогда не целовали «как следует». В устах взрослой женщины, давно перешагнувшей возраст первых робких поцелуев, это откровение прозвучало не только забавно, но и двусмысленно. Вот он и решил поцеловать ее еще раз. Но в тот момент, когда она застонала и запустила руки ему под сюртук, словно хотела его сорвать… В те мгновения он будто обезумел и схватил ее за грудь, которая была довольно пышная, но при этом плотная, а набухший сосок так заманчиво торчал… О господи, ему ужасно захотелось попробовать его на вкус. Хотелось раздеть ее догола и неторопливо исследовать все тело, дюйм за дюймом, но особенно тщательно – эти округлые соблазнительные груди. И ведь ничего похожего на болезненную стыдливость он в ней не обнаружил. Может, Элиза и была девственницей, но она так прижималась к нему и так целовала его в ответ, что в какой-то момент он совершенно забыл о том, что добивался ее не по своей воле.
Граф невольно нахмурился. Стоило ему вспомнить об отце Элизы и его бессовестных манипуляциях, как вожделение отступило. Хью поостыл. Эдвард Кросс хочет, чтобы он женился на его дочери? Хью мрачно усмехнулся. Кросс вот-вот получит именно то, что хочет.
И он тоже. Не только деньги Кросса, но и его дочь, Элизу.
Глава 12
На следующее утро Хью отправился к матери. Графиня находилась у себя в гостиной, смежной со спальными покоями, и была не одна, а с Эдит.
– Доброе утро, дорогой, – сказала Розмари, подставив сыну щеку для поцелуя. – Так рано ты давно не вставал.
– Как и ты, мама. – Хью устремил на сестру озабоченный взгляд. – Ты себе не навредишь? Я всегда считал, что дамы избегают утреннего солнца из страха, что его лучи сделают их безнадежно немодными.
Эдит закатила глаза и рассмеялась.
– Мы, в отличие от тебя, не ложимся под утро.
После бала у Тейна Хью отправился в «Вегу» – скорее по привычке, чем по нужде. Удача вернулась к нему, и он приехал домой под утро на три тысячи фунтов богаче. Впрочем, сейчас граф был в двух шагах от того, чтобы получить сумму в двадцать раз больше той, что он выиграл ночью.
– А что еще мне остается делать? Я больше не в силах слушать разговоры про ленты, кружева и про то, на ком какие были наряды. – Хью сделал вид, что его передернуло. – В этих стенах слишком много говорят о тряпках. Мои мозги этого не выдерживают.
Эдит швырнула в брата подушкой.
– У тебя и впрямь плохо с мозгами!
Ловко поймав подушку, Хью с ухмылкой сказал:
– Я пришел поговорить с мамой, шалунья. Сразу с двумя особами вашего пола я говорить не в силах – при моих-то мозгах.
– Ладно, я уйду. – Забрав свое рукоделие, Эдит встала. – Но до того как уйду, я хочу задать тебе вопрос, братец. Регги дважды пытался с тобой поговорить, но оба раза не застал тебя. Скажи, когда ему прийти, чтобы ты был дома, и я ему передам.