Невеста для Хана

Гостей разместили за столами, когда вдруг двери приоткрылись и все повернули головы, вместе с Тамерланом, который от бешенства так сдавил столовый нож, что тот погнулся. Разговоры стихли и воцарилась гробовая тишина. Ангаахай везла впереди себя маленькую инвалидную коляску… Как она смела?! Как … как могла выкинуть такое? Привезти сюда Эрдэнэ! Девочке запрещено выходить к гостям!

— Кто это?

— Дочка Хана инвалидка без ног.

— Аааа… а чего ее раньше никто не видел?

— Так она ж убогая. Он ее прятал.

— Понятно. Я не думала, что у него есть дети.

— Ничего русская родит ему еще парочку безногих блондинчиков.

Сдавил нож еще сильнее, так что даже тупое лезвие продрало кожу на ладони и кровь капнула на салфетку.

— Прикажи им убраться, — тихо прорычал дед, — пусть охрана выведет обеих!

Но Тамерлан не слышал деда, он смотрел на свою жену и на девочку в коляске. Обе одеты в белые балетные костюмы, волосы собраны и из-за спины Эрдэнэ виднеются белые крылья, посыпанные блестками. Еще одна дурацкая мишура.

Но когда девочка посмотрела на отца и улыбнулась ему ярость начала сменяться странным жаром и каким-то …каким-то невероятным ощущением. Ангаахай кивнула куда-то в сторону и заиграла музыка. Довольно известная даже для тех, кто совершенно не разбирается в балете.

И он не поверил своим глазам. Они начали танцевать. Вместе. Девушка в пуантах (откуда только достала?) и девочка без ног. Их движения были синхронными, плавными и через какое-то время Хан перестал думать о том что девочка на коляске, она двигалась всем своим тельцем, взмахивала руками изгибалась вместе с девушкой, которая то накрывала ее руками крыльями, то кружила вместе с коляской. Это было не просто красиво. Это было настолько завораживающе прекрасно, что он ощутил жжение в глазах и в груди.

«Если бы у меня были ноги я бы стала балериной»…когда-то он услышал, как Эрдэнэ говорит это Зимбаге. Но никогда бы об этом не вспомнил…

Когда танец закончился тишина все еще висела в воздухе, а раскрасневшаяся Ангаахай, подвезла Эрдэнэ к Хану. Они стояли напротив стола вдвоем. Раскрасневшиеся с блестящими глазами и смотрели на него.

Потом Эрдэнэ перевела взгляд на девушку та ободряюще ей кивнула, и та опять посмотрела на отца.

— С Днем Рождения, папочка! Я выучила этот танец для тебя! Знаю, что… что мною трудно гордиться, но я буду стараться, чтоб ты не разочаровался во мне. Вся сила не в ногах, а в голове!

И тут раздались одинокие аплодисменты. Хлопал в ладоши дед. Следом за ним зарукоплескали и остальные. Девочка повернула к нему личико, а Хан весь внутренне сжался, готовый перерезать Батыру горло если тот скажет какую-то гадость.

— А она смелая эта малышка. Настоящая Дугур-Намаева! Иди-ка сюда!

И поманил девочку пальцем.

Ангаахай посмотрела на Хана и тот усмехнулся, чувствуя, как его распирает, раздирает, буквально разносит от гордости. Это было смело, нагло и очень красиво.

Но Эрдэнэ не торопилась подъехать к деду, она смотрела на отца.

— Подойди сюда, крошка, я кому сказал! — поманил прадед еще раз, но она грозно свела вместе брови.

— Я еще не договорила со своим отцом.

Снова повернулась к Хану.

— Я хочу сказать, что люблю тебя, папа.

И он ее любит, до безумия, до демонизма. Так любит, что готов был прятать Эрдэнэ от чужих глаз и языков всю жизнь, лишь бы кто-то не посмел ее обидеть даже словом.

— Прости, что ослушалась тебя… ты можешь меня за это наказать.

Ангаахай опустила веки.

Оооо, он ее накажет. Так накажет, что она выть будет под ним и умолять его не останавливаться ее наказывать.

В эту секунду распахнулись двери залы и вбежал испуганный охранник, он дико вращал глазами.

— Кто-то… кто-то ранил Киару! Она умирает!

Хан вскочил из-за стола и бросился во двор, за ним следом все гости. Монгол бежал к клетке, видя перед собой лишь черную тушу тигрицы, из-за прутьев в траву стекали ручейки крови. Он резко распахнул дверь, упал на колени, наклоняясь к морде своей девочки. Она еще дышала, но из ее живота, из зияющей кривой раны сочилась кровь, и тигрица вздрагивала в мучительных конвульсиях. Хан протянул дрожащую руку, погладил голову кошки между ушами.

— Я здесь… сейчас боль прекратится. Обещаю. Я здесь.

Примостил ее голову к себе на колени, чувствуя, как каменеют все мышцы, как комок в горле мешает дышать. Рука медленно достала нож из-за пояса. Он уткнулся лбом в бархатный лоб тигрицы и прошептал «прости», когда лезвие мягко и очень быстро перерезало сонную артерию.

Завибрировал сотовый Хана, тот достал его из кармана окровавленными пальцами и глухо заревел так что прутья клетки затряслись от этого рева. На дисплее корчилось в деланных рыданиях лицо Мухаммада. Он растягивал глаза и фальшиво заливался слезами.

«Жалко кошечкууууууу».

Глава 23

— Сукааа! Ублюдок! Мраааазь! Урою!