Я глядела и не могла наглядеться, любовалась и не могла налюбоваться. Вот уж никогда не думала, что маленький комочек живой плоти, который даже не глядел на меня, вызовет у меня такой восторг.
Какой же ты храбрый, душа моё, сердце моё. Ведь ты единственный, кто прошёл сегодня со мной всю дорогу от начала до конца и, вопреки всему, выжил.
Если бы ты знал, сколько мужчин пытались управлять мной, заполучить меня со всей моей силой, а ты вот лежишь, сопишь сладко и даже не знаешь, что твоя мать наконец нашла себе повелителя и господина.
Ради тебя я готова бороться со всем миром и с любым демоном.
Плевать на корону. Плевать на мужа. Плевать на весь мир. Я убью любого, кто только посмеет приблизиться к тебе, разорву на части голыми руками. Никому я тебя не отдам. Никому! Даже твоему отцу. Ты — мой и только мой.
Ну, по крайней мере, в ближайшие двадцать лет как минимум, пока не придёт время отдать тебя твоей жене. А там, Двуликие помогут, пойдёшь ты не в меня, однолюбку, а будешь, как твой батюшка, бегать за сотней юбкой.
Хотя нет, я не хотела бы для тебя такого. Только по-настоящему полюбив, человек может быть счастлив. Похоть и блуд разрушают по кирпичику сначала тело, потому душу, заставляя их разлагаться и смердеть. А я хочу для тебя только всего самого лучшего, мой ангел.
Спи, моя радость. Спи. И ничего не бойся. Я найду способ, чтобы нам быть вместе. Люблю тебя. Люблю! Всё, что есть во мне хорошего, без остатка принадлежит тебе.
— Госпожа? — выразительно глянула на меня Марилисса. — Вам действительно необходимо отдохнуть. И ребёнку — тоже.
Я нехотя передала ей сына, с условием, что кроватку устроят рядом со мной.
Танита принесла стакан кефира, на который я без отвращения и взглянуть не могла, но пришлось выпить, чтобы она оставила меня в покое.
Ребёнок почти сразу заснул, как только Марилисса положила его в кроватку.
Танита вопросительно глянула на меня:
— Госпожа? Ваш кузен…
— Что?
— Он настаивает на встрече с вами.
— Пусть войдёт, — ответила я, проигнорировав неодобрение в её глазах.
Что поделать? Я и сама не слишком одобряла собственное решение.
Танита вышла, тихо прикрыв за собой дверь, предварительно подбросив дрова в камин.
Усталость брала своё, глаза закрывались. Я была словно здесь и не здесь.
Эллоиссент приблизился осторожно, будто шёл по хрупкому льду и, присев на стул, стоявший рядом с кроватью, нерешительно коснулся моей руки.
— Одиффэ? Как ты?
— Теперь хорошо. Но знаешь, рожать — это сущий кошмар. Без преувеличения.
Он тихо засмеялся:
— Ну, если ты так говоришь, значит, так и есть. Неженкой ведь тебя не назовёшь. Можно полюбоваться на результат твоих усилий?
Я кивнула, с нежностью и тревогой наблюдая за тем, как он приближался к нашему сыну.
Эллоиссент остановился, положив руки на перила и с любопытством принялся разглядывать спящего малыша.
— Я возьму его? — метнул он на меня вопросительный взгляд.
— Только осторожно. Он такой хрупкий.
Когда Эллоиссент подхватил его на руки малыш даже не проснулся.
— Как странно…
— Что именно? — уточнила я.
— Все те, кто живёт на свете, когда-то выглядели вот так же беспомощно и мило. Представить не могу его взрослым.
— Я тоже. Но он должен вырасти красивым и сильным. Каким ему ещё быть у таких родителей, как мы?
Эллоиссент снова засмеялся:
— Ну, какая же ты скромница, Одиффэ! Будет он красивым в тебя, и умным — в тебя, и огненным магом — опять же в тебя. Уже придумала, как назовёшь это совершенство?
— Нет, — с неохотой призналась я. — Полагала, что ещё будет время поразмышлять на эту тему. Может подкинешь идейку?
Эллоиссент замолчал, задумчиво заглядывая в маленькое кукольное личико ребёнка.
— Лейриан?
— Лейриан? — покатала я на языке это имя.
Оно показалось мне красивым, звучным.
— В чью честь?
— Ни в чью, — пожал плечами Эллоиссент. — Просто имя красивое.
— Почему бы и нет? Назовём его Лейрианом. Дай мне его подержать ещё немного.
Эллоиссент передал мне сына и, пока я его баюкала, наблюдал за нами с улыбкой.
— Никогда не представлял тебя в роли матери.
— Даже у тигриц и драконов бывают детёныши. Не думаю, что кроткая лань любит оленёнка больше, чем жестокая львица своего львёнка.
— Ладно, тигрица. Давай вернём нашего котенка в кровать и не будем мешать ему спать.
Я подчинилась.
Спать хотелось ужасно, но я боялась уступить подступающим сновидениям. Здесь, в реальности есть всё, о чём я когда-либо грезила, чего по-настоящему хотела. Что лучшего могли предложит мне сновидения?
Почему я должна это потерять во имя выполнения эфемерного долга перед чуждой мне страной и ненужным мне мужчиной? Не спорю, Дик*Кар*Стал хороший правитель и, возможно, неплохой человек. Так пусть найдёт на роль королеву ту, что оценит его титул, власть и деньги.
А мне нужны лишь моя любовь и мой сын.
— Я не отдам его.
— Что?.. — повернулся ко мне Эллоиссент. — Ты что-то сказала?
— Я не отдам моего сына! Ни тебе, никому другому. Не стану я больше играть по вашим правилам! Теперь, когда мне есть ради кого бороться… я буду бороться!
— Твой муж не… — начал Эллоиссент.