Невеста для Мрака (СИ)

— Ты говорил, что любишь меня. А разве можно любить без нежности? Без нежности твоё чувство может быть похотью, жаждой обладания, банальным упрямством, капризом, игрой… но без нежности любви не бывает.

— Ты научилась этой истине у Эллоиссента Чеаррэ или у Повелителя Дохлой Плоти?

— Я научилась этой истине с рождением сына.

— Вижу, ты настроена серьёзно. Готова принадлежать мне здесь и сейчас. Честно и без сантиментов, будто выплачивая свою часть сделки.

— Тебя это будто не устраивает? Я не пойму, чего ты от меня хочешь, Миарон?

Его руки сжались в кулаки, сжимая в горсти пряди моих волос, до боли натягивая их так, что кожа засаднила.

Его тело, горячее, точно печка, нависло надо мной. Гневливое лицо приблизилось на такое расстояние, что при каждом слове я чувствовала дуновение дыхания роняющих их губ:

— Клянусь всеми богами Подземного Мира, когда я с тобой закончу, Красный Цветок, ты не будешь такой бесстрастной!

— Ты ошибаешься, учитель…

Он взглянул на меня и на мгновение мне показалось, что зрачки в синеве его глаз сужаются.

— Ошибаюсь?..

— Ошибаешься, — уверенно кивнула я. — Я не была с тобой бесстрастной. Никогда.

— Хочешь поиграть? — угрожающе зарычал он, приподнимаясь на локтях. — Ты готова сдаться?! Вот так просто?..

— Хочешь меня? Бери.

Я позволила себе сделать то, что давно хотела — дотронуться до Миарона. Раздвинув жёсткие края короткого воротника, расходящегося чуть ли не от середины груди, с удовольствием почувствовала под ладонью его горячую упругую гладкую кожу. Подавшись вперёд, скользнула второй рукой по гибкой шее, обнимая и привлекая к себе, вдыхая всей грудью аромат, теплый и мягкий, окутывающий почти такой же черной волной, как его роскошные волосы.

— Ты готов принять мою капитуляцию, Миарон Монтерэй? — шепнула я.

Оставлять равнодушным близость Миарона не могла — слишком красив, слишком чувственен он был. Любовь и Смерть светились в его безумных глазах и, словно зачарованная, я не могла оторвать взгляда от его глаз, которые всегда считала тёмными, а оказалось, что они удивительно синие.

Сердце билось взволнованно и сильно. Предстоящая любовная схватка пугала столько же, сколько и волновала. Я словно таяла в исходящем от его тела жаре, и в то же время мне было жутко. Я чувствовала себя перед Миароном наивной, неискушенной девственницей. Я смогла подстроиться под вкусы Эллоиссента, но у меня отнюдь не было уверенности, что аппетиты оборотня я смогу выдержать без урона для своего здоровья или психики.

В этой изматывающей годами погоне, в состязании характеров, Миарон загнал меня в угол. Мне оставалось только принять решающее сражение и, не исключено, потерпеть окончательное поражение.

Как-то давно, на одном из тех жестоких уроках, которые Заколар давал нам, он сказал, что лучший способ избавиться от искушения раз и навсегда, это поддаться ему и позволить себе получить то, что хочешь. Правда он предупреждал, что у подобного решения могут быть последствия. Может случиться так, что, получив желаемое, ты не сможешь двигаться дальше, утратишь остатки воли, превратившись в жалкого зависимого наркомана.

Такой исход мне подходил. Но пока не попробуешь, не узнаешь.

Жестокие, непристойно-алые губы оборотня разошлись в плотоядной улыбке, открывая кончики белоснежно-острых звериных клыков:

— Готов ли я принять твою капитуляцию, мой очаровательный противник? Не сомневайся в этом!

Миарон рывком заставил меня запрокинуть голову и приблизил свои губы к моим. Поцелуй ужалил, точно прикосновение раскаленного до бела железа. Жадный, беспощадный, сминающий, он не оставлял возможности ответить отказом.

В объятьях Миарона не было возможности почувствовать себя хрупкой, лелеемой женщиной. Но одновременно с тем они не оставляли сомнении в том, что я желанна — сила страсти, которую я вызывала в этом существе, была сродни неудержимой стихии: уничтожающей, беспощадной, неконтролируемой.

Я чувствовала себя беспомощной, зависимой от его воли или, как повезёт, от его безумия. Но мне не хотелось этому противиться. Мы целовались, разделяя на двоих ярость, страсть, ненависть, боль и наслаждение.

Миарон выдыхал — я вдыхала. Казалось, я могла дышать лишь его дыханием. Мои руки непроизвольно сжимаясь на его плечах, деревенели, оплетая по-змеиному гибкую шею, липли к рельефным мышцам груди. Каким наслаждением было чувствовать под ладонью каждый гладкий упругий кирпичик на его животе!

Миарон отстранился, чтобы рвануть жёсткий воротник своего одеяния. Острый коготь прочертил глубокую царапину, почти рану, у него на груди и кровь закапала обильной густой алой влагой, горячей и пряной. Она стекала из пореза маленькой пульсирующей струйкой.