Невеста для тирана

Что ж, это отлично. Надеюсь, что этот парфюмер никогда ничего не вспомнит. Но, мне нужно ещё кое-что проверить. Если ему так понравилась Милочка, то он должен сейчас хоть что-то вспомнить.

Достаю из кармана пальто смартфон и показываю Никите фотографию своей супруги, замирая от нервного напряжения:

– А её?

Купцов внимательно ощупывает синими глазами хрупкое тело моей супруги, приводя меня в бешенство, останавливается на лице, и небрежно пожимает плечами:

– Нет. А кто это?

– Неважно. Но тебе лучше её и не вспоминать.

– Почему?

– Так будет лучше. Тебе вообще лучше всё забыть. Понимаешь?

– Не очень.

– Главное – запомни это.

Убираю смартфон в карман и вскакиваю с кровати больного. Купцов выглядит неважно, осунувшийся и подавленный. Левая часть торса перебинтована, очевидно, там – рана от моей пули. Так что, я искренне надеюсь, что он так ничего и не вспомнит.

Ну, а если вспомнит, мне придётся его снова навестить. Как я уже успел убедиться, охраны в больнице нет никакой, а бабуля – божий одуванчик – не в счёт, она легко покупается шуршащими бумажками, которых у меня завались.

Моя «Беретта» дома, надёжно спрятана. И в её обойме есть ещё несколько пуль, на Никиту хватит.

И на этот раз я не промахнусь.

Пожилая медсестра распахивает дверь, и входит в палату, испуганно махнув рукой:

– Уходите, скорее. Врач идёт.

– Я и так ухожу. Спасибо.

Киваю ей и, не оборачиваясь на Никиту Борисовича, выбегаю из палаты. Мне здесь больше делать нечего. Купцов для меня не опасен.

По крайней мере, пока.

*****

Подъезжаю к дому, где в захламлённой квартире Одинцова томится моя Милочка, и кидаю на себя взгляд в зеркало.

Отлично выгляжу!

Вынимаю из бардачка флакончик со своей туалетной водой и щедро наношу её на шею. Вдруг, жена так обрадуется моему приходу, что бросится осыпать её поцелуями?

Так-так.

Освежитель дыхания завершает мой образ и я, полный решимости, хлопаю дверцей своего верного «коняшки» и направляюсь к подъезду.

После разговора с никчёмным Купцовым я вообще будто обрёл второе дыхание. Этот убогий парфюмер завтра ничего не сможет сказать против меня майору Ходокову, и этот полицейский сядет в лужу с раскрытием преступления.

А я пока заберу Милу из этой квартиры, увезу в свой особняк и, наконец-то, заставлю её покричать подо мной, наслаждаясь её юным телом.

Вхожу в пыльный подъезд, отвратительно воняющий кошками, и буквально взлетаю на второй этаж, напряжённо оглядываясь. Никого. Позвонить в звонок? Может, Мила уже проснулась и сможет открыть мне дверь самостоятельно?

Это было бы приятно.

Ведь жена всегда должна встречать своего мужа после тяжёлого рабочего дня, не так ли?

Нажимаю на чёрную кнопку, слыша за дверью противное позвякивание, и удручённо морщусь. Никто не спешит открывать мне дверь.

Неужели, Мила до сих пор спит?

Наклоняюсь, приподнимая уголок грязного приддверного коврика, и поднимаю с пола ключ.

Ну, ладно. Открою дверь сам и вытащу супругу силой, если она вздумает сопротивляться.

Замок дважды щёлкает, и створка призывно распахивается.

Оглядываюсь по сторонам, проходя в единственную комнату, и остаюсь стоять на пороге, как вкопанный.

Диван, как и комната, абсолютно пуст.

Со злостью стискиваю губы, врываясь в санузел, и с тоской оглядываю пустое пространство. Кухня – тоже безлюдна. Если Милочка и была тут, то она испарилась, не оставив после себя ничего, даже записки.

Чёрт!

Я мог бы снова обвинить в похищении супруги Купцова, но этот раненый боец совершенно точно находится сейчас на больничной койке, перемотанный бинтами. Значит, Мила ушла самостоятельно. Но как она смогла открыть дверь?

Или ей кто-то помог сбежать?

Со злостью опускаюсь на колченогий табурет, стоящий на кухне, и подпираю подбородок рукой. Неужели Одинцов забрал Милу, и куда-то перепрятал? Зачем? Неужели из-за того, что я отказался сразу выплатить ему премию?

Тогда я сейчас же позвоню Тимуру и поручу ему четвертовать его пешку, которая осмелилась сделать королю «шах».

Бью кулаком по столу и вдруг слышу шаги в прихожей.

Явился!

Влетаю в прихожую, натыкаюсь на Одинцова, стягивающего с лысой макушки старую шапку, и хватаю его за грудки:

– Где Мила?

– Так тут она, куда ей деться?

– Где? Покажи!

– Вы о чём, Юрий Александрович?

Мужик с нескрываемым удивлением смотрит на меня своими жёлтыми глазищами, и убирает мои руки от своей куртки.

– Нет её! Сам посмотри!

Вместе проходим в комнату, оглядывая помещение. Впрочем, можно было этого и не делать, потому что спрятаться здесь абсолютно негде.

– Но… Как же так?

Одинцов выпучивает свои мерзкие глазищи, выдающие хронически больного человека, и подлетает к окну, дёргая на себя оконную раму.

– Закрыто. Как же она сбежала тогда?

– Не знаю. И дверь была заперта, и ключ под половиком лежал. Всё, как ты оставил.

Нахмуриваю брови, не сводя пристального взгляда с бывшего уголовника.

– Вы чего, Юрий Александрович? Я же с вами уехал.

– Не знаю.

– Да и зачем мне это?

– Чтобы выкуп потребовать.

– Глупо. Вы и так мне премию обещали.

С остервенением топаю ногой, поднимая в воздух клубок вонючей пыли, и обращаюсь к пешке Тимура: