— Чего не понять. Это второе имя, чтоб мильтоны не догадались.
— Нет, юноша. Это не имя — это кликуха. Как у собачек: Бублик, Шарик, Кочерга.
— Сам ты бублик! — зло гавкнул я. — И между прочим, кликуха у тебя тоже есть.
— «Графом» меня обзывает несознательный преступный элемент: вроде тебя и твоих подельников матвеевских.
— Я сам по себе.
Мой ответ Евграфа Полюдова почти изумил. Он разглядывал меня, как обожравшийся кот, перед глазами которого мышонок стал вдруг выделывать цирковые номера.
— Брешешь, поди.
— Я тебе обещал с братвой развязаться, если за тот склад в ДОПРу[6] не укатаешь?
— Ну, обещал, — неуверенно ответил Граф. — И чего?
— И того. Не знаю, как в вашем КОПе, а мое слово — железо.
Где-то через минуту Граф задумчиво и удивленно поднял на меня глаза. Он взял четверть бумаги, исписанную с одной стороны, а на другой, чистой, вывел химическим карандашом: «Начальнику…»
У меня бахнуло, и куда-то вниз покатилось сердце. Читать я не умел, но слово «Начальник» было вполне знакомо по табличкам в разных кабинетах. А он пристроился ближе к окну и начал задавать свои мильтонские вопросы.
— Родителей помнишь?
— Помню. Мамка — Ангелина Матвеевна. Мы в поезде потерялись, когда в Питер ехали. Батя — красный командир, на юге рубил белых. Где точно — не знаю.
— Так ты мать в Питере не сыскал, значит. Дом помнишь, где жил?
— Двухэтажка деревянная за Обводным. Был я там. И в других местах, что помню, не нашел.
Я продолжал гнать «тоску приютскую» — вдруг удастся вывернуться и на этот раз. Шанс был. Слово, данное Графу, я сдержал, а то, что свистнул с лотка копченый бок, — жрать что-то надо было. После ухода из банды такой вот мелочевкой и промышлял. Но в комнату уже заглядывал кто-то в военной форме и просительно тянул:
— Евграф Еремеич, пора бы! Товарищ Хлазов дважды звонил.
И потому, что военный этот носил дорогой, не чета милицейским френч, и то что «Граф» вдруг оказался Евграфом Еремеичем, я понял, что «контора», где теперь он служит, куда серьезнее КОПа. И клял себя за то, что выкрикнул здесь случайно запомненную его фамилию. Нашел мазу, блин.
Словно подтверждая опасения, Евграф сказал:
— Ну где ты взялся на мою голову, а?
Отвечать не хотелось, от перспективы попасть в Лавру «поперла цыпа»; чтобы разогнать страх я принялся искаться в рукаве, — очень зловредная обосновалась там вошь.
Полюдов прошел к выходу и, открыв дверь, позвал кого-то. Военному во френче он велел заводить мотор, а подошедшего милиционера попросил сопроводить меня к начальнику и отдать письмо.