Невеста для ЗОРГа

— Точно, двое было, — подтвердил со своего сундука Фаддей. Один, вроде, германец, а второй, вообще, слепой.

— Слепой?!

— Ага. Что твой крот. Он то меня с панталыку и сбил. А то сразу бы в ухо немцу засветил. Да не как тебе — а чтоб уж совсем, — Фаддей, подперев кулаком бороду, пригорюнился, — не ушел…

— Скажите, товарищ Сикорский, а для чего господам-империалистам старые карты понадобились в семнадцатом?

Склонившийся над свитком архитектор придавил норовивший съежиться угол пепельницей.

— Да бес их пойми, племя иродово. Англичане, помнится, карты экспедиций Пржевальского выкупали. Грейз — был такой рыжий пройдоха из северо-американских штатов — тот все, что было по Восточной Арктике, увез. А немцы и французы больше по Петербургу занимались. Э-эх, — Сикорский щелкнул пальцами, — вам бы с Павлушкой Бажовым поговорить, он бы порассказал…

— Это коллега ваш?

— Нет. Я ведь в градостроительстве, а Павел в жандармерии служил, по секретной части. Многое тогда он сохранил… Когда февральская смута пришла, кто-то Россией вразнос торговать стал, а кто-то спасал, что можно. Бажову, в конце концов, скрыться пришлось; кого поубивали, кого поранили агенты вражеские. — Сикорский тяжко-тяжко вздохнул, однако тут же встряхнулся деловито: — Вы, Андрей Антонович, донесите уж куда следует. Я то и к своим, в музей, пристроить архив хотел, и по военному ведомству хлопотал, да все пустое: ни к чему, говорят, твой старорежимный хлам, сейчас все карты и планы новые, по аэросьъемке нанесены.

— Так, а музейщики что? Это ж несомненная ценность.

— Да понимаете… До войны жалко было расстаться — душой прикипел, а сейчас не до того. Куда как более ценные вещи спасать надо.

— Кстати о более ценных…

Я развернул перед Сикорским план Летнего сада и попросил указать, где и какие скульптуры были закопаны прошлой осенью. Недолго поискав, архитектор вытянул пронумерованную картонную папку.

— Да почти все тут, красавицы, — ласково проговорил Сикорский, открывая старый план. — Вот. Нумера на все, под нумера таблица особая — какой предмет закопан или заложен на хранение, все есть.

— А это что, — ткнул я в обведенный кружком «нумер», подписанный как «ск. ант. Диана?»

— Здесь задвоилось. — Архитектор смутился. — Совершенно фантастическим образом! Тогда на грузовике ящики были с инструментом, веревками, тканью. И кто-то ящик снял да по глупости загрузил туда скульптуру. Мы-то их в брезент и в землю, без всяких ящиков… Рабочие поднимать — ящик тяжелый. Миша Веденяпин тогда крышку откинул, сказал, что там фигура Дианы. Ну в ящике и закопали, да еще досками забили, чтоб крышка не съезжала… А затем, по инвентаризации, настоящая Диана обнаружилась — в подвале дома на Мойке, вместе с фонарями из чугуна. Я лично проверял.

— А кто ж тогда в ящике был?

Сикорский виновато пожал плечами, сгребая карты со стола:

— Наверное, инструменты и разборной подъемник.

— Как-то трудно подъемник спутать со статуей, не находите?

— Ну, может, сверху ткань лежала, — архитектор забросил на антресоли последние рулоны и спрыгнул со стремянки. — И Миша Веденяпин перед работой впечатлился грамм на двести… Да вы к чему это спрашиваете?

— Так раскопали мы ящик ваш.

— И?

Я махнул рукой.

— Камень там битый.

Тут зашипел самовар и, занося его в комнату, Фаддей подмигнул мне, приглашая к столу.

После чаепития я засобирался. Сикорский подал мне портфель с береткой, Фаддей пальто.

— Ну… — архитектор, краснея, протянул мне руку, — прошу простить еще раз. А «зверская рожа» Фаддей, улыбаясь, дернул себя за ухо, и мы засмеялись все втроем.

Глава 10 Железнодорожка

Из темноты махнула рукой фигура в кожаном балахоне. Троица санитаров залезла внутрь, а я, выделив старшего, протянул ему руку.

— Саблин.

— Булик.

— Что?

— Булик, — повторил фельдшер, глядя в сторону.

Казалось, что мучает и гложет его то, что у всех фамилии как фамилии, а у него такая вот — Булик. И вид у него был какой-то рыхлый, как у спившегося грузчика.

На построении ощущение водянистости Булика заметно усилилось. Даже «синие фуражки» усвоили задачу быстрей, чем этот горе-спец, и разошлись по точкам. Их роль сводилась к недопущению паники, если будут «пугающие природные эффекты». Так им, во всяком случае, объяснил Миронов.

— Да ты не волнуйся за милицию, — нахально светил Пашка в темноте медалью «За боевые заслуги». — Люди надежные.

И напоследок уверил в наличии у каждого второго соответствующего оружия. Вспомнив чудо-пистолет Ганчева, я успокоился.

— Вы поняли свои обязанности? — мучил Руис Булика.

Военфельдшер тоскливо отвечал:

— Осмотр больных и раненых инфекционного отделения. Проверка ожогового. Проверка пункта переливания крови. Если есть сомнения, брать пробы, оставив у подозреваемого охрану.

— РУНа, где у тебя должна быть? — спросил Михей вялого медика.

— Вот тут.

— А чего ты ее в мешке держишь? — не отставал Михей, глядя, как Булик копается в объемном саквояже. — Проверял?

— Сейчас проверю.

Булик, наконец, поставил акушерский чемоданчик на землю после безудачных попыток извлечь искомый прибор.