— А вот еще, — капитан пошерудил обломками, зацепляя мраморную ступню, — два пальца в ней были человечьи, с пучками рыжих волос и обломанными ногтями, остальные из камня. — Надо будет выяснить, какой мусор палили над Рожком, не припомню, чтоб из мнимого сна так быстро выводили… Ты, кстати, что выяснил?
— Сикорского в архиве нет, а Веденяпин умер.
— Однако!
Но долго печалиться рыжий капитан не стал, труп загрузили в легковушку и, захлопнув дверь, Ганчев почесал руку.
— Ну что, брат Саблин, тысчонки по две на голову нам обеспечено.
— Это за что же?
— За глаза твои красивые. Такой экземпляр доставим руководству! Летунам за сбитый самолет дают по две тысячи, а мы разве хуже?
Я обрадовался. Хоть кровать в квартиру куплю.
Вернувшись в марте к родному порогу (впервые после начала войны), я с удивлением обнаружил чужие запоры на своих дверях. Но еще большая загадка скрывалась за дверьми, чутко прислушиваясь к происходящему в коридоре. Ловкий дядя с парголовского дровяного склада, поселившийся на нашей жилплощади, натаскал в комнаты всякого барахла и чувствовал себя вполне уютно. Управдома, прописавшего дядю, совесть тоже не грызла. Ништяк! Один записал моих живых родителей и меня как умерших, другой пустил в оборот нахапанное за время блокады — и все довольны. Только я их аркадию безмятежную порушил. Дровяной начальник сглупа набрал себе золотых коронок и обручальных колец, так что я сразу его взял по мародерству. А Букину пообещал поставить в списке жильцов «убит» напротив его фамилии, если к моему возвращению документы не будут в порядке.
Складского хмыря я повел на Кондратьевский через Арсенал, поэтому в 21-е отделение не доставил — первый же патруль очень обрадовался ему, особенно побрякушкам. Ребята эти оказались ленинградскими, так что дядя прожил до первой подвернувшейся стенки.
Сколько же натащил добра дровяной хомяк! А Букин! Только серебряных наборов штук пять было распихано по нычкам. А малахитовые чернильницы, а монеты… Зачем они ему? Если бы хоть знал разницу между ефимком и боспорским саваком этот начальник метелок!
Всю нашу обстановку парголовская гадина выбросила, а его «мебеля» рекизировали и забрали милиционеры, так что осталась в комнате одна тумбочка, да круглый раздвижной стол.
… — Теперь все! Теперь ниточки в наших руках и узелок скоро развяжется, — обещал будущие успехи Ганчев. Он давно о чем-то рассказывал, а я, занятый своими мыслями, тупо кивал ему — есть у меня такая привычка.
— Через Сенную в порт — постучал в железную кабину Ганчев, а мне сказал: — Ты навести Сикорского, и можешь дуть к своим.
Капитан помог выбраться из машины и укатил на остров Вольный, куда обычно свозилось убитое зверье.
Возле трамвайного полотна виднелись присыпанные песком кровяные лужи. Исключительные твари — немцы. Лупят снарядами по остановкам, а какая-то гнида здесь им сообщает куда лупить. Мало зачищали пособников, ох, мало! То ли проникают они в город, то ли рождаются на месте. Зло берет от бессилия. Ходят слухи, что немецким артиллеристам, попадающим в плен, отрубают руки. Ну и правильно. Фашисты как-то не по-людски пакостны. Не могут силой взять, так давай сучьи номера откалывать, да такие что аж с души воротит.
Утомясь дожидаться трамвая, перешел я на другую сторону шоссе и побрел к мосту, выбирая «эмочку» поворонистей. Увидел и резко дал вправо. Чувствую за спиной — клюнули. Автомобиль взвизгнул рядом и на дорогу выскочили двое:
— Предъявите документы.
Чекисты были достаточно суровы, и, побившись в истерике минуты две, я сунул им книжечку с волшебным словом «содействовать». К этому времени бдительный оперативник уже завладел моим подозрительно распухшим портфелем. А так как замок я ослабил, то бумаги, конечно, из него вывалились.
— Сволочи! — Я дурковато бросился закрывать ладонями художества Веденяпина. — Это секретные документы на имя генерала Соловьева. Вы ответите за самоуправство.
Майор, увидев среди многих подписей и автограф своего любимого шефа, начал потихоньку сереть. Залезть в бумаги членвоенсовета фронта! Это все равно, что порыться в столе у Берии.
— Старший лейтенант госбезопасности Кутузов, — запоздало представился чекист.
— Да хоть Суворов! Я из-за тебя машину потерял — на Лаврова ждала. Представь, что будет!
Чекисты представили, и младший скоренько остановил Ленкарзовский грузовик.
— Довезешь товарища до…
Я вскинул брови в деланном недоумении…
— В общем, куда скажет, туда и довезешь.
Хлопнула дверца, и мы поехали. Шофер Федя спешил в район совхоза АСПО и, высадив меня на Большой Спасской, полетел на Гражданку. Расстались мы вполне довольные друг другом: Феде не пришлось везти пассажира к черту на кулички, а мне хоть на метле ехать, лишь бы не своим ходом.
Кургузый особнячок, где проживал инженер-архитектор Сикорский, прятался в густой листве. Двери двух парадных были закрыты на ключ и, недоумевая по этому поводу, я напялил берет и постучался в ближайшее окно.
— Тебе чего?
Появившаяся в окне зверская бородатая рожа недовольно глядела в мою сторону.