Невеста Горного Князя

Я не мог оторвать взгляд от своей спасительницы. Как она поправила выбившуюся из косы чёрную прядь, как легко и невесомо улыбалась, и как румянец вспыхнул на её щеках.

И только затейливо расшитое каменьями платье девушки напомнило мне о том, что я простой работяга в рубахе и тужурке. Стало неловко. Её же ничего не смущало.

— Как тебя зовут, мастеровой?

— Алеш… Олдрич, — я назвал фамилию мастера, своей у меня не было, не заслужил ещё. — А ты?

— Амалия… Дочь Гор. Ты найдёшь меня снова, Алеш Олдрич? Обещаешь?

Она развернулась, чтобы уйти, но я ухватил её за руку.

— Постой! — понятия не имел, что сказать, лишь не хотел, чтоб она уходила так просто. — Почему ты вывела меня?

Ведь и вправду — сколько горняков теряется, сколько гибнет под завалами. Но вывела она только меня.

— Я наблюдала за тобой, — легко произнесла девушка и перекинула косу на другое плечо. — Нравится смотреть, как ты работаешь, как говоришь с камнем, как видишь красоту гор… Ты стоишь за других рабочих, хотя намного талантливей их всех. Тебя бы могло и не быть тут вовсе, если б не твоё желание помочь им с оброком. Но… мне пора. Принесёшь мне в следующий раз ландыш, ладно?

Был ноябрь, и мне даже в голову не пришла мысль, что, вообще-то, скоро зима и миру не до цветов. Всё разумное и верное терялось в обещании и ожидании новой встречи с Дочерью Гор. Ещё не дойдя до прииска, я решил, что принесу ландыш. Раньше, чем открыл дверь мастерской, уже точно знал, как именно сделаю цветок.

— Ты где ходил, недоучек, — Матей привычно ворчал за опоздание.

— С девкой он был! — завистливо бросил Штеф. Я поморщился. Они хоть и выросли вместе, но дружбы особой никогда не было. А чем старше мы становились, тем больше Штефан бесился оттого, что, мне, как ему казалось, доставалось всё слишком легко и просто. Я в долгу не оставался и прочил ему ходить бобылём вечно.

— А ты что днём здесь забыл? — старая, штопанная-перештопанная тужурка аккуратно легла на полку. Сапоги я поставил у печи.

— Приказчик послал, для княжьего платья надо капельки из лунного камня, пять раз по сто. Да побыстрее!

Мастер Матей заворчал было на внука, мол, не наше дело бусики точить, их кто угодно сделает. Но дело было в том, и мы трое это знали, что дедуля в последнее время всё быстрее и быстрее уставал, глаза у него начинали болеть быстрее. Штефан расправил сутулые плечи и высокомерно посмотрел на деда:

— Нечего мной командовать! Приказчик, сказал, вы должны делать!

— Мы сделаем, — ответил я, — пойдём выйдем, Штефан.

— Алеш, останься!

Я сжал кулаки, но послушался Матея. Штеф махом сбежал, не дурак, понял, зачем я с ним выйти хотел. Ничего пропесочу его чуть позже.

В свете старой лампы я шлифовал бусины, а Матей разбирал камень, который нам привезли.

— Хочешь что-то своё сделать? — старик смотрел на то, как я порой чересчур щедро определял кусочки камня в отход. — Не беспокойся, скажем, что мои старые руки немного грубо все раскроили. Делай, мальчик. Не бойся. Но помни: лишь смелости для счастья мало…

— Как-то много вы камня потратили, — хмуро произнёс Штеф, когда забирал капельки.

— Так я же кроил, с запасом, внучек. Да и не тебе судить, ежели приказчику не понравится — пусть придёт, объясним.

Внучек поджал губы. Приказчик, хоть и отвратный жадный мужик, за годы привык, что Матей всё делает на совесть, и в мастере не сомневался.

Едва Штеф вышел, как мастер повернулся ко мне.

— Ну, показывай…

Выточить цветы было просто, сложно было собрать их на стебель. Дольше всего искал достойный срез на лист. В отличие от маленьких цветочков, сюда отходы не подходили. Наконец, я нашёл подходящий по цвету осколок змеевика. Не малахит и не нефрит, конечно. До полуночи шлифовал, чтобы было похоже на живой лист.

Мастер довольно поцокал языком.

— Приказчику да князю пока не показывай. А то век воли не увидишь.

— Не стану. Никто, кроме вас не увидит.

В гору я пошёл пару дней спустя, поздно вечером, когда уже все ушли. Под ногами хрустел недавно выпавший снег, на плечах был потёртый, но куда более приличный кафтан Мастера. Под ним я бережно нёс ландыш. Хорошо, что снег и луна освещали дорогу, и если идти медленно и осторожно, то можно обойтись без фонаря. Вот и останец выше прииска. Я достал ландыш. В ночном свете молочный лунный камень казался почти настоящим цветком. Хотя… проклятье, один цветочек, отломился, должно быть, по дороге. Но по снегу и ночью я его не найду.

— Амалия… Амалия!

За спиной раздался знакомый смешок. Тонкие пальцы закрыли мои глаза, около уха раздался шёпот, который просил угадать… ещё раз позвать её по имени.

— Амалия… — повторил я в третий раз и повернулся.

Холодный ветер трепал её чёрные волосы, ландыш в её руках звенел колокольчиками музыку ветра.

— Спасибо…

Я взял цветок из рук девушки и поставил его в снег.

— Весной здесь будет целая поляна таких, — засмеялась она. Но мне было не до весны. Я обнял её, прижал к себе.

— Что, проверяешь, живая ли я? — Дочь Гор обожгла дыханием мне шею. — Не сказка, не призрак, не стихия… почти человек. Поцелуй меня, мастер Алеш Олдрич. Хочу чувствовать твоё дыхание.