Невеста к Рождеству

— Приятно ощущать поддержку. Тем более что у меня никогда ее не было.

— Что ж, жены у вас тоже не было. Такова суть супружеских отношений.

— Вы мне нравитесь, Фелиция.

— И вы мне нравитесь, Исайя.

— Как мне вас успокоить перед событиями завтрашнего дня? Может, вы хотели бы что-то спросить?

— Да, пожалуй, у меня есть один вопрос, — произнесла Фелиция, опять краснея. Впрочем, любая невеста в ее ситуации захотела бы узнать. — Вы меня поцелуете? После того, как мы произнесем клятвы? Вы бы хотели? Если нет, я пойму… Только вот… хотела знать, чего ожидать.

Исайя поднялся, и крошка кекса провалилась за ворот. Интересно, где она сейчас? Ах, не стоит об этом. Фелиция и так не слишком сдержанна в речах, неразумно добавлять себе грехов, думая о пути, который проделала крошка.

— Вы бы хотели?

Правда очевидна, отрицать ее бессмысленно. В горле мгновенно пересохло, поэтому она смогла лишь кивнуть.

— Тогда ожидайте поцелуя.

Затем он склонился над столом и коснулся ее губ. Совсем ненадолго, ей показалось, что это легкое дуновение теплого ветерка.

В десять утра в день венчания Исайя стоял в холле и смотрел на главную лестницу, по которой должна была спуститься невеста.

Он совсем не так представлял собственную свадьбу, точнее, его чувства к будущей супруге оказались не такими, какими, по его мнению, они должны быть.

В самом начале в его грандиозном плане ей отводилась лишь вспомогательная роль для достижения благой цели. Его не интересовало, что это будет за девушка. Фелиция, Джинни или любая другая, согласившаяся приехать на север и выйти за него в ближайшие дни. Ему подошла бы любая.

Каким он был глупцом, думая так, не понимая, что жена — не гость в доме на непродолжительное время. После общения с Фелицией в течение двух дней он осознал, какими поверхностными и ошибочными были его рассуждения.

Фелиция определенно не тот человек, который готов занять место на задворках его жизни. Он предчувствовал и боялся, что она станет искрой, которая воспламенит его сердце, история вновь повторится, ему придется пережить ту же боль, как и в детстве, когда его бросила мама.

По непонятной ему причине, он даже сейчас мог допустить, что Фелиция передумает и в последнюю минуту откажется выходить за него.

Когда все стояли на местах — викарий с его стороны, Питер с другой, мисс Ширле рядом с женой викария, — Исайя сам ощутил неожиданное желание сбежать. Сердце забилось сильнее, колени, как ни странно, подкашивались.

Фелиция уже должна спускаться, она опаздывала на десять минут.

Вдруг она действительно передумала?

Мог поцелуй в кухне вызвать ее недовольство? Он не думал целовать ее, но она была так хороша в тусклом свете лампы и смотрела на него смущенно в ожидании ответа, с полуулыбкой на устах.

— Будь я на месте мисс Пенниджонс, и не подумала бы спуститься, — произнесла мисс Ширле, внезапно оказавшись у самого его локтя. Она оглядела помещение и покачала головой. — Вы определенно решили испортить столь важный день, милорд.

— Не понимаю, о чем ты? — Он действительно не понимал, ведь о событиях прошлой ночи няне ничего не известно. Его внешний вид также не мог ее разочаровать: на нем был лучший костюм, обувь начищена до блеска.

— Не понимаете? Вот как? А где цветы? Где музыканты, которые должны играть во время появления миледи? Они необходимы, хоть торжество и не пышное.

Исайя слышал, как нетерпеливо кашлянул преподобный, и посмотрел на часы.

Да, он вспомнил, как мисс Ширле говорила ему о музыке и цветах, но он слушал вполуха, а потом и вовсе забыл, сочтя подобные вещи совершенно не важными. Ах, ему стоило запомнить каждое слово, чтобы сейчас не было так стыдно из-за пренебрежительного отношения к деталям. Он разочарует Фелицию еще до того, как станет ей мужем. И вскоре после произнесения клятв снова.

Вчера в кухне он обещал поцеловать ее на церемонии, и первое легкое прикосновение к ее губам стало прелюдией к тому, что должно произойти позднее. Тогда ему казалось это правильным и естественным, но сейчас… Он не вполне понимал, что это для него значило, но чувствовал, что момент был чрезвычайно важным. Сделанное настолько потрясло, что внезапно появилось желание позволить сердцу испытывать то, что много лет находилось под запретом. Он боялся, что не сможет оставаться равнодушным, когда предстоит в следующий раз поцеловать супругу.