Читаем Невеста каторжника, или Тайны Бастилии полностью

– Присматривайте за ним получше, – посоветовал Валентин. – А через несколько дней снова приходите сюда и расскажите мне, что интересного увидите или заметите. А я тогда угощу вас несколькими кружками вина. А если вы расскажете мне что‑нибудь особенно важное, тогда я не пожалею и золота.

Гассан удивился:

– Как, кроме вина, вы мне хотите еще и денег давать?

Валентин решительно подтвердил:

– Я заплачу за ваше вино и дам, кроме того, золотой, если вы мне подробно и точно расскажете, что ваш господин делает и что у него во дворце происходит.

Хотя негр уже изрядно выпил и довольно беспечно болтал со своим случайным собутыльником, тут в его душу внезапно закралось подозрение, хотя он и постарался не подать виду, равнодушно спросив:

– А зачем вам все это знать? Может быть, вас соблазняет золото маркиза, и вы хотите поступить к нему на службу? На это не надейтесь. Мой господин не принимает во дворец неизвестных ему людей.

– Что вы! Мне просто интересно узнать побольше о таком занятном иностранце. Поэтому я и хотел воспользоваться помощью такого знающего человека как вы. Уверяю вас, другой причины для любопытства у меня нет, – горячо ответил Валентин. – Расплатившись за вино, которое выпил сам и которым угощал негра, он небрежно заметил: – Но вам, пожалуй, не стоило бы рассказывать вашему господину о нашем разговоре.

Негр захохотал:

– Не такой уж я дурак!

– Нет, конечно, – согласился Валентин и добавил: – Он ведь мог бы совершенно напрасно заподозрить нас в чем‑то нехорошем. Хотя на самом деле я просто люблю иногда рассказать приятелям что‑нибудь новенькое. А ведь в Париже сейчас только и разговоров, что о вашем маркизе. Так вот мне и хочется знать побольше о нем.

– Хорошо, я приду, – пообещал негр, удовлетворенный объяснением своего нового знакомого. – Вино очень вкусное! – Он прищелкнул языком. – Через несколько дней я приду, если найду вас здесь.

– Договорились! – И Валентин радостно потряс протянутую ему черную руку.

Когда Гассан, или Момбас, как он себя иногда называл, направился по дороге домой, его весьма заметно покачивало.

«От этого парня может быть толк, – удовлетворенно подумал Валентин. – С виду он хитер, но вино быстро развязывает ему язык… Ну, мне тоже пора. Виконт удивится, узнав, сколько важного сумел я выведать сегодня».

Явившись во дворец, Валентин быстро разыскал Марильяка. Лукаво ухмыляющаяся физиономия лакея заставила виконта сразу догадаться, что слуга явился с целым ворохом новостей.

– Ну? И что же ты разузнал?

– Не очень‑то много, – ответил Валентин. – Но весьма интересное. Однако через несколько дней я буду иметь честь доложить господину виконту обо всем, что делает этот иностранец, чем владеет и откуда он взялся.

– Значит, ты не узнал его истинного имени и откуда он приехал? – разочарованно спросил Марильяк.

Но Валентин, загадочно ухмыляясь, проговорил:

– Все это вы, ваша милость, легко узнаете и угадаете, если я вам скажу, что этот пришлый маркиз ездил на островок на Сене.

– Он был на острове Жавель? – воскликнул Марильяк. – А откуда он приехал?

– Из Генуи, господин виконт, – уверенно ответил Валентин.

«Клянусь всеми святыми! – подумал Марильяк. – Что же это такое? Проклятый мушкетер погиб возле Павии. И этот иностранец приезжает из Генуи. Неужели мертвые встают из гробов?»

– Он привез с собой несметные сокровища, – заметил лакей.

Но Марильяк, не обратив внимания, продолжал напряженно размышлять: «Нет, это невозможно! Это не он! Такого быть не может! Ведь Марсель Сорбон утонул – его нет среди живых. А между тем такое сходство! А рассказ о шейхе, который мне передал герцог… Нет, тут надо докопаться до правды».

– Еще несколько дней, господин виконт, и вы все узнаете, – заверил Валентин. – Я все выведаю. Этот негр–выпивоха выложит мне все.

Марильяк по–прежнему терялся в догадках, говоря себе: «Что за удивительная загадка? Но ведь это совершенно невероятно, чтобы Марсель Сорбон оказался жив. Но, может быть, он оставил наследника или мстителя?» И, поглядев на лакея, виконт решительно проговорил:

– Теперь, Валентин, особенно важно во что бы то ни стало узнать, не связан ли сейчас или, может быть, был связан этот странный чужеземец с человеком по имени Марсель Сорбон.

– У маркиза, ваша милость, прежде было иное имя, – ответил Валентин. – Но негр не может припомнить. Впрочем, это неважно. Я все равно разузнаю… Господин виконт может положиться на своего верного слугу. Еще несколько дней – и тайна будет раскрыта! Ищейка напала на след и теперь с него не собьется.

VII. ЧЕЛОВЕК В ЧЕРНОЙ МАСКЕ

В большой аллее версальских садов, тянувшейся мимо королевской беседки и носившей название Девичьей аллеи, король устроил смотр великолепным арабским лошадям, подаренным ему маркизом Спартиненто. Короля сопровождали дофин, герцог де Бофор и несколько придворных.

Лошади королю очень понравились, дофин был от них в неописуемом восторге, и только один герцог не нашел для них ни слова похвалы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторической прозы

Остап Бондарчук
Остап Бондарчук

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Хата за околицей
Хата за околицей

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Осада Ченстохова
Осада Ченстохова

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.(Кордецкий).

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Два света
Два света

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Бич Божий
Бич Божий

Империя теряет свои земли. В Аквитании хозяйничают готы. В Испании – свевы и аланы. Вандалы Гусирекса прибрали к рукам римские провинции в Африке, грозя Вечному Городу продовольственной блокадой. И в довершение всех бед правитель гуннов Аттила бросает вызов римскому императору. Божественный Валентиниан не в силах противостоять претензиям варвара. Охваченный паникой Рим уже готов сдаться на милость гуннов, и только всесильный временщик Аэций не теряет присутствия духа. Он надеется спасти остатки империи, стравив вождей варваров между собою. И пусть Европа утонет в крови, зато Великий Рим будет стоять вечно.

Владимир Гергиевич Бугунов , Евгений Замятин , Михаил Григорьевич Казовский , Сергей Владимирович Шведов , Сергей Шведов

Приключения / Научная Фантастика / Историческая литература / Исторические приключения / Современная русская и зарубежная проза