–
– Скажи мне, что случилось, – требую я.
Ее плечи поднимаются до самых ушей. Я что, вижу, как по ее лицу пробежал еще один спазм боли? Не стоит мне говорить с ней столь сурово. Но что же мне сделать? Извиниться? Я пока еще даже не знаю наверняка, не враг ли она мне.
Так что я стою на своем, сохраняя холодное молчание. Она тянет вперед руку, хватается за край кровати и подтягивается вверх. Ее юбки распахиваются, демонстрируя куда больше, чем просто ноги, и я ничего не могу поделать с тем, как мое тело инстинктивно реагирует на это зрелище. Я отвожу глаза, глядя на кристаллический светильник на другой стороне комнаты, а не на нее. Краем глаза я вижу, как она подходит к кровати и тяжело садится, сжимая край матраса.
– Это случилось во время ее Странствия Девы, – ее голос тонок, натянут. – Они все остановились помолиться в храме Эшрин. Никто и не думал, что принц Рувен заберется так далеко на север. В этой части страны его никогда не замечали. – Она умолкает. Я слышу, как она делает три долгих вздоха, а затем: – Выживших не было.
Я нахожу стул возле маленького столика, а затем вытаскиваю его и сажусь. По коже проносится мороз. По голой коже. Я бегло взглядываю на свою рубашку, лежащую на полу там, куда я ее бросил после того, как Ильсевель… как Фэрейн – после того, как эта незнакомка умоляла меня ее снять. Как раз перед тем, как ее жадные руки начали исследовать мое тело.
Ильсевель.
Мертва.
Я не знаю, что чувствовать. Я едва ее знал. Но в Белдроте я танцевал с ней каждый вечер. Я танцевал с ней, принес ей обеты. И только что мне казалось, что я занимался с ней любовью. С мертвой женщиной.
– Я не понимаю, – каждое слово спадает с моих онемевших губ тусклым и глухим. – Если Ильсевель мертва, то… что же… что она?.. – Я умолкаю. Резко подняв глаза, я ловлю взгляд Фэрейн. – Тебя послали вместо сестры.
Ее ресницы опускаются, касаясь щек. Она обхватывает себя руками, дрожит так сильно, что вынуждена упереться в пол ногами, дабы не соскользнуть с кровати.
Я обнажаю зубы, втягивая воздух тонкой струйкой. Затем медленно, холодно:
– Почему мне не сообщили?
– Они боялись, что без Ильсевель союз распадется, – говорит она, обращаясь к полу. – Мой отец не верил, что ты примешь… замену. Не по доброй воле.
– Значит, он меня обманул. Ты меня обманула.
Пауза. Затем очень тихо:
– Да.
Грудь жжет бурлящая смесь ярости, печали, отвращения, отчаяния и других эмоций, назвать которые я не могу. Резко встав со стула, я подхожу к открытому окну. Подо мной лежит весь Мифанар. Мой город. Такой прекрасный. Такой любимый. Так опасно застывший на грани уничтожения. Я почти все готов отдать, чтобы его защитить. Но это?
Внезапно я разворачиваюсь к девушке лицом. Она все еще сидит на кровати, ее тело повернуто так, чтобы она могла смотреть на меня через плечо. Лямка все еще спадает ей на руку, обнажая гладкую кожу, которой я упивался лишь секунды назад. Желудок завязывается узлом.
– Как мог Ларонгар так поступить? У нас был контракт, в нем стояло имя Ильсевель, не твое. Там не было никаких оговорок на случай смерти. А это значит, что ты не можешь взять на себя роль своей сестры.
– Нет. Не могу. – Она опускает подбородок. – Но у нас есть закон. Легальный способ переименовать родственника, чтобы он занял место другого.
Я просто смотрю на нее. Слова поначалу не имеют смысла, гремят у меня в ушах, словно ужасный шум. Наконец я говорю:
– Значит, они изменили твое имя?
– Суверенным указом короля Ларонгара и властью, данной ему богами, я – Ильсевель Сайхорн. – Ее глаза вспыхивают в свете
– Ты хочешь сказать, что ваши человеческие законы позволяют совершать подобный обман женихов?
– Если брак в итоге консумирован, то да.
Ее слова легки, как несомая ветром пыльца олков. Они словно мерцают в воздухе. Вот только у них цвет яда.
– Ты думала, я не замечу? Не возражу? – Я жду, но она ничего не говорит в ответ. – Ты думала, я могу принести обеты одной женщине, а любовью заниматься с другой, даже глазом не моргнув?
Ее тело неподвижно. Каждый мускул напряжен.
– Ты должна была мне сказать.
Она открывает рот, колеблется.
– Мне жаль, – наконец выдыхает она.
– Жаль?