Притяжение тут же становится сильнее. Настолько, что я буквально вваливаюсь в переднюю комнату и следую за ним, огибая предметы мебели, к дальней стене. Сияющие осколки кристалла лежат, рассыпавшись по полу. Они издают слабый, тоскливый гул, столь высокий и тихий, что я наполовину уверена, будто он мне мерещится. Я опускаюсь на колени среди мелких осколков. Мой собственный кристалл теперь перестал тянуть и спокойно лежит у меня в ладони. Я осторожно протягиваю руку, провожу пальцами по крохотным осколкам. Здесь что-то есть, что-то пойманное и запертое в этом месте. Я не могу этого объяснить. Но меня окружает разбитая песнь, и в ее разбитости я ощущаю… боль.
Быстро работая руками, я сгребаю осколки, собирая их в одну кучку. Их горькая песнь усиливается, но я кладу на них ладонь, пытаясь заглушить этот звук, который, в общем-то, и не звук даже. Больше похоже, будто под моей рукой горит огонек свечи.
По ощущениям напоминает Фора.
Не того Фора, которого я узнала, чьего присутствия жажду как воздуха. Нет, это тот Фор, с которым я столкнулась только что. Изломанный, ярящийся. Отравленный внутренним смятением.
Я остро шиплю и отдергиваю руку, прижимая ошпаренную ладонь к груди. Осколки кристалла дрожат. Должно быть, глаза меня обманывают, потому что я почти поклясться могу, что вижу, как они двигаются. Затем, один за другим, они затихают.
Что я только что сделала? Я медленно тянусь вперед, одним пальцем вновь ворошу кристаллы. Здесь что-то есть, что-то, чего я не вполне понимаю. Что-то, чего мой бедный, глупый мозг сейчас просто не в состоянии понять.
Вздохнув, я опускаю глаза. На мне все еще надето это короткое платье, одна лямка сползла с плеча и теперь болтается на предплечье, практически обнажая грудь. Не вполне сознавая, что делаю, я провожу пальцами по плечам, по шее, следуя тропками, которые разожгли поцелуи Фора. Его руки на моем теле словно сотворили меня заново, жар его страсти – закаляющий огонь. Я бы отдала… ох! Я бы многое отдала, чтобы он снова оказался в моих объятиях.
– Боги небесные, пощадите меня, – шиплю я.
Неся в руках разбитые кристаллы, я возвращаюсь в спальню. Один из пустых кубков послужит вместилищем для моих осколков. Я оставляю их и подхожу к гардеробу. Пока я жду своей неизвестной судьбы, можно и одеться как подобает. Все платья внутри пошиты в стиле трольдов, большинство – в цветах, которые лучше бы пошли оттенку кожи Ильсевель. Я нахожу фиолетовое платье с длинными рукавами и серебряной отделкой, которое мне подходит и которое я могу надеть с относительной легкостью. Еще немного поисков – и обнаруживаются гребни для волос и сеточка, и вскоре я уже собираю волосы в простую, скромную прическу. Не такую, какую стала бы носить Ильсевель.
Одевшись, я больше не знаю, чем себя занять, поэтому просто смотрю на кровать. Пусть я внезапно и ощущаю, что у меня даже косточки устали, мне невыносима мысль о том, чтобы лечь на нее. Ведь ее одеяла все еще сбиты после нашего жадного, жаркого танца. Я могу уловить отголоски той кипучей песни, что мы начали сочинять, а это будет слишком мучительно.
Так что вместо этого я сажусь у стола, кубок битых осколков кристалла – мой единственный компаньон. Мир за окном погружен во тьму, подобную полночной. Если я себе это позволю, то смогу притвориться, будто над головой выгибается черное ночное небо. Я закрываю глаза, пытаясь вообразить, что нахожусь где угодно, но не здесь. Куда бы мне отправиться? В мою одинокую комнатку в монастыре Норналы, где у меня впереди бесконечная череда унылых дней? В мои покои в Белдроте, где сами стены нашептывают о том, какое я разочарование? А может, в комнату Ильсевель, где обе мои сестры в моих объятиях, все еще смеются, все еще плачут, все еще пререкаются и дразнятся. Все еще живут.
Истина в том, что мне нигде нет места. Больше нет. Не уверена, что такое место хоть когда-либо вообще было. Ближе всего к ощущению, что я нахожусь там, где нужно, я была в руках мужчины, которого только что предала столь жестоко, что надежды на прощение нет.
Я тяжело опускаю голову, сперва положив ее на руку, а затем и вовсе на стол. Я сломлена, разрушена. Слишком измотана, чтобы и дальше держаться. Прижавшись лбом к прохладному мрамору, я позволяю слезам сбежать из уголков моих глаз… скатиться вниз по щекам… упасть…
Я стою над зияющей бездной.
Я ахаю и отскакиваю на шаг назад. Передо мной открывается провал, слишком великий, слишком ужасный, чтобы осознать его размеры. Я в отчаянии отрываю от него глаза и смотрю вверх. Вверх, на город. Вверх, на мосты, которые когда-то арками тянулись от стен каверны, а теперь разрушены, пали. Сам город – более не то белое, сияющее сооружение, что я видела в свете