Невеста Короля Воронов

– А зачем к ней притрагиваться? – ворковала Бьянка, запуская глубже свои белоснежные пальчики в его черную шевелюру, поглаживая его голову, отчего Король расслаблялся, прикрывал злые светлые глаза и стихал, туша гнев, раздирающий его грудь. – Зачем притрагиваться? Кому она может пожаловаться, что муж ее обходит стороной, и что постель ее пуста и холодна? Да и станет ли она жаловаться – она даже понять не сможет, что не нужна тебе. Она же… пуста. В ее разуме нет человека. Ее вообще почти что нет. Тебе предложили магический сосуд – вот и используй его по назначению.

– А наследники? – насмешливо произнес Король, бросив ироничный взгляд из-под ресниц на красавицу Бьянку.

– Ну-у, – протянула неопределенно она, изо всех сил стараясь придать себе вид расслабленный, задумчивый и беззаботный, но Король услышал, как участилось ее дыхание, как забилось сердце под шелками, кружевами и жемчугом, как дрогнул голос, в котором прорезалась хищная и жадная нотка. – Детей тебе могла бы родить тебе я. А ты просто сказал бы всем, что их мать – Королева. Но так как она не в себе, то я бы стала их молочной матерью…

Эта тонкая, подлая хитрость насмешила Короля, он зафыркал, снова глянув на свою любовницу – на сей раз насмешливо, почти с презрением.

– Белых Воронят выдать за королевских наследников? – ответил он жестоко, наблюдая, как белоснежное личико Бьянки наливается румянцем мучительного стыда.

– Чем тебе Белые Воронята плохи? – прошипела она, отпрянув от своего любовника словно ожегшись. В ее светлых глазах промелькнула такая обида, что Король невольно усмехнулся. Он знал цену эфемерной невинности, каковой Бьянка отгораживалась от целого света. И ее алчное, одержимое желание во что бы то ни стало вскарабкаться на трон и усесться там как можно прочнее, он тоже знал; чувствовал.

– Они плохи там, – с мстительной злостью произнес Король, отстраняя ласкающие его белоснежные нежные ручки, – что незаконнорождённые. И белые; кто поверит, что у черного Короля родятся белые дети?

– Ты мог бы всех убедить в этом, что это законные наследники! – зло прорычала Бьянка; ее ангельское смирение и спокойствие исчезли с ее хорошенького личика как по мановению руки, она скалилась и рычала как голодная собака, у которой отнимают кость. – Ты мог бы всех заставить молчать! Ты все можешь!

– Мог бы, – согласился Король. – Но не хочу делать этого. Поэтому – нет. Я не люблю, когда меня к чему-то принуждают; и интриги старого дурака, который решил породниться с королевской семьей таким экстравагантным способом, мне тоже не по нутру. Девица получит мой подарок и мое согласие – и умрет. Надеюсь, ее судьба послужит тебе хорошим уроком?

Он ухватил ее личико – совершенное, словно вылитое из драгоценного фарфора,– за подбородок, и долго-долго смотрел в ее светлые глаза, удивляясь причудливой игре чувств и желаний, отражающейся в хрустальной глубине.

– Какая чудовищная, голодная алчность, – протянул Король, неприятно улыбаясь, глядя, как прекрасные черты Белой из Рода Воронов искажает чудовищная злобная гримаса. – Какое неистовое желание власти, поклонения, богатств! Из года в год я вижу в глазах моих подданных, приближенных, тех, кто называет себя моими друзьями только это – притворство и жадность! Быть может, ты права; быть может, мне не стоило ее убивать. Тогда я мог бы увидеть истинное бескорыстие в глазах безумной девушки… Может быть, в несчастной юродивой оказалось бы больше души, чем во всех вас, моих верных придворных!

Молодая женщина не ответила ему; на ее прекрасном лице ее выписалась такая лютая злоба, что Бьянка стала почти уродливой, страшной, черты ее исказились от смеси досады и злости. Король рассмеялся, потешаясь над ее бессилием и над тем уродливым чувством, в которое трансформировалось ее трепетное «люблю», которое она твердила ему в постели. Он отдернул руку, и так резко, что голова Бьянки мотнулась, словно он влепил ей пощечину.

– Иди, – неприязненно велел Король. – И забудь все, что ты тут видела и о чем мы с тобою говорили. Завтра я буду собираться на смотрины – и видят Духи Воронов, если ты посмеешь хоть слово пискнуть, хоть взглядом, хоть жестом выдать меня, я первой убью тебя, и ты моего падения не увидишь, и позлорадствовать не сможешь!

Глава 2. Красавица Изабэль и чудовище Анна

Изабель родилась в пятницу, морозным январским утром.

Ее кожа была бела как снег, волосы – темны, как черное дерево, щеки – румяны, как кровь.

– Девочка, – сказала повитуха, любовно обмывая младенца. – Седьмая, мадам. Какая крепкая, славная! Ну, что твой грибочек!

Словом, красивее и здоровее ребенка нельзя было бы и пожелать.

Но едва народившись и закричав, как и положено всем детям всех миров, девочка вдруг смолкла, и роженица, порядком измученная, едва смогла найти в себе силы, чтобы приподняться на локтях и прошептать, задыхаясь:

– Что с моим ребенком?! Что с ним?