Невеста Красного ворона

Я порываюсь к ней, желание удержать ее от падения сильнее желания причинить боль правдой, но Шэ’ар снова стреляет в воздух, и Аврора громко пронзительно кричит. Мелкие жалящие осколки падают на пол редким дождем. Я стряхиваю тот, что вцепился в кожу ключицы, а Шэ’ар хватает Аврору за талию и пятится с ней к двери.

— Отпусти меня! - брыкается она.

— Так ты не знаешь, да? - Он спрашивает ее, но смотрит на меня.

И я понимаю, что проиграл. Потому что и в моем прошлом не все гладко, и правда разрушит абсолютно все. Его правда.

— Это он сбил тебя в тот день, - говорит этот мерзавец. - Потому что так ему нашептала его сумасшедшая мамаша. Они вместе все подстроили: сперва загнали тебя под видом папарацци, а потом столкнули под колеса грузовика.

Все было совсем не так.

Я хочу прокричать об этом, но мне снова отчаянно не хватает воздуха.

— Что? - не понимает Аврора. - Твой сын?

— К сожалению, - слышу брезгливый ответ. - У него тяжелое расстройство личности. Как ты понимаешь, я этого не афиширую. Потому что в башке этого придурка живет… Ну-ка, сколько человек там живет, Ма’ну? Кем прикидываешься на этот раз?

— Убери от нее руки. - Я делаю еще шаг, глядя в одноглазое лицо смерти. Плевать, даже если он выстрелит - я должен забрать у него мою ар’сани.

— Еще шаг - и ты труп, - говорит Шэ’ар, и впервые в жизни я понимаю, что он совсем не блефует. Выстрелит и с облегчением избавится от грязного пятна на своей безупречной репутации.

— Ты хотела знать, почему я больше не хочу иметь детей? - спрашивает он Аврору. - Вот поэтому. Потому что у меня их было целых два. Сраные близнецы, рожденные под порченной луной. Один уродец, а другой вообще непонятно кто.

— Ма’ну?.. - Аврора напряженно ждет ответ.

— Он врет, - без заминки отвечаю я.

И… сам себе не верю.

Что-то глубоко во мне с громким визгом лопается, и воспоминания об Авроре соскальзывают с нитки реальности, словно бусы.

— Но’лу давным-давно лежит в могиле, - говорит Шэ’ар без капли сожаления. - А этот… отравлен материнской злобой.

Прошлое вертится передо мной, как карусель из фильма ужасов: оно непонятное и необъяснимое. Страх пробирает до самых костей. Шепот матери: «Ты должен убить Аврору». Лицо брата за миг до того, как он последний раз в жизни закроет глаза. Он что-то хрипит, но я слышу только одно имя: Аврора.

Аврора. Всюду Аврора.

Навязчивая идея. Идея фикс. Алая точка в центре моего фокуса.

Ее фотографиями заклеена вся комната Но’лу.

Мотаю головой. Нет-нет, это моя комната заклеена ее фотографиями. Или… его?

Но ведь мы один и тот же человек?

— Ма’ну, ради Богов, скажи, что это ложь, - молит Аврора. - Скажи, что ты и есть Но’лу.

Я хочу сказать, но не могу произнести ни слова.

— Это он так сказал? - Отец находит время зло и от души рассмеяться. - Он правда так сказал?

— Аврора, не слушай его.

— Но’лу давно мертв, Рора. Я лично закрыл крышку его гроба.

— Лжешь! - хриплю я и делаю резкий выпад.

Хлопок - и моя голова идет кругом. Эхо разносится где-то под потолком, и трещины мелодично раскалывают мою жизнь на до и после.

Кровь на груди растекается по рубашке влажной алой розой. Мне почти не больно, потому что сердце пылает, будто политый бензином леденец. Запах горелой плоти поселяется в ноздрях. Я знаю, что мне уже не выйти отсюда и тем более не отобрать свою бабочку, но я все равно буду идти к ней, пока остаются силы сделать хоть полшага.

Звуки постепенно угасают и в расплывчатом мире я вижу Аврору, которая пытается вырваться вперед, но попадает в ловушку рук Шэ’ара. Она что-то кричит, протягивает руки, и я тянусь ей навстречу, но все-таки падаю: сперва на одно колено, а потом навзничь. Удар затылком об пол вносит неразбериху в и без того полную кашу образов.

Мне уже не подняться. Но и не хочется, потому что истина всплывает на поверхность, безобразная, как утопленник.

Мать всегда любила брата больше, чем меня. Потому что он умел сочинять сказки, которые служили ей отрадой в дни одиночества, потому что он сочинял стихи и потому что был смертельно болен. А я… Моим единственным талантом было умение прекрасно уживаться с сотнями выдуманных персонажей в голове. Я хорошо помню, когда она впервые назвала меня его именем: у свежей могилы, в которую только что швырнула горсть земли. Наклонилась ко мне и сказала: «Мы никому не скажем, кто лежит в гробу, правда, Но’лу? Ты ведь не хочешь снова в больницу?»

Я не хотел в больницу. Я хотел вырваться из клетки и играть в футбол. Я бы притворился хоть дьяволом, лишь бы сохранить свободу. В конце концов, какая разница, кто лежит в гробу? Это был наш с нею секрет. Для всех я был Ма’ну, но для матери - ее любимым несчастным сыном.

Я смотрю в ночное небо сквозь трещины в стеклянном куполе и мне все равно, что осколок размером с ладонь летит вниз и взрывается брызгами в полушаге от моего лица. Бабочки улетают одна за другой. Я обессилено тяну руку, пытаясь поймать хотя бы одну, но пальцы хватают пустоту.

Сердце пропускает удар.

— Не улетай, моя любимая ар’сани, - шепчу в небо, полное обсидиановых искр. - Я умираю, видишь?