Стоять под прицелом его разноцветных глаз было невозможно. Почему, ну почему он так на меня смотрит? Будто обжигает и одновременно ласкает взглядом? Вгоняя меня в краску и необычайное смущение!
Разве можно вот так откровенно на кого-то смотреть?!
— Лена, доверься мне! — его шепот пронзил какие-то потаенные струны моего сердца, и они дрогнули, — Я научу тебя хорошо танцевать… вальс.
— Я не смогу запомнить фигуры, — ответила ему так же, шепотом.
— Если ты позволишь научить тебя, то всё получится! Доверься мне!… — уверенно прошептал он, и вдруг дверь в картинную галерею открылась сама собою. Я вздрогнула от неожиданного скрипа и вырвалась из его захвата. Даже не заметила, как он снял мою руку со своего локтя и теперь держал ее обеими ладонями, — Но ты должна сама попросить…
Боже, как откровенно это прозвучало! Будто речь шла не о танце, а о чем-то совершенно другом.
Или это мое испорченное земное воображение подкидывает неподходящие картинки? Вдруг, мужчина имел в виду только танец?
В голове отрывками пронеслись яркие и возбуждающие картинки.
…Что, если Комрей, не отводя взгляда, притянет меня к себе? Прижмет так сильно, что между нами не останется и сантиметра? А потом очень страстно прильнет к моим губам и с наслаждением поцелует?
О, это было бы прекрасно!
…Тем временем, Комрей первым вошел в галерею.
Комната оказалась большой и просторной. С высокими потолками, с хрустальными замысловатыми люстрами.
Он прошел в самую глубь комнаты и исчез из вида. А я всё еще стояла перед порогом и в самых растрепанных чувствах пыталась переключиться.
Портреты. Так… Портреты его родни. Нужно всего лишь сделать несколько шагов, зайти. А потом заинтересованно уставиться на какой-нибудь портрет. И у меня будет передышка в пару минут.
И почему я не могу сосредоточиться и перестать думать о его губах?!
— Елена! — позвал меня его чувственный низкий голос, — Заходите. Я познакомлю вас с матерью.
Отогнав все неподобающие мысли, я подошла к Комрею. Мужчина стоял посреди галереи и с грустью смотрел на внушительный портрет молодой женщины с рыжими волосами. Она была одета в красивое бордовое платье, расшитое золотой нитью. На шее красовалось ожерелье с огромным круглым рубином. Женщина смотрела на нас с легкой полуулыбкой и доброжелательно. И всё же, я легко могла представить, как уголки губ моментально опускаются вниз, а взгляд становится грозным.
В ее привлекательных чертах лица было что-то властное и непримиримое. Она могла и умела командовать. Такие женщины весьма ловко изображают и покорность и легкомысленность. А на самом деле их характер был намного круче и мстительнее.
Но, что было довольно интересно — оба сына взяли ее красоту. Определенно, ведь женщина была редкой красавицей.
И хотя волосы Астора были темными, его нос и скулы явно были мамиными. Как и красивый чувственный рот.
— Елена? — снова окликнул меня Комрей, и я перевела взгляд на мужчину.
Он скорбел. Теперь я точно видела.
Скучал по матери и ни за что не хотел бы, чтобы кто-то об этом знал. Особенно, Астор.
Я и сама не знаю, каким чудом поняла это. Возможно, подсказало напряжение, свозившее во всей его фигуре. Он торжественно и прямо, как на каком-нибудь светском приеме, протянул ко мне руку:
— Позволь, мама, познакомить тебя с Еленой. Очень достойной девушкой. Она бы тебе понравилась. Елена — добрая и сострадательная, ласковая и милая… Она — преданный друг и сильная личность. Если бы ты только могла познакомиться с ней… Ты бы одобрила нашу с ней…дружбу. А это — леди Генриетта Изабелла Уринция Таймс, моя мать.
Он говорил так уверенно, как будто знал меня. Или общался дольше, чем полдня.
Или льстил?
Но зачем в принципе говорить обо мне в таком тоне, да еще стоя перед портретом матери?
Мысли о губах снова стали появляться, и, чтобы поскорее избавиться от наваждения, я громко возмутилась:
— Да что вы такое говорите?! Это… неприлично!… Вы… вы… так не должны говорить!
Я перевела взгляд на соседний портрет, по-видимому, отца Комрея, и облегченно выдохнула. Смотреть на женщину было почему-то трудно. Она подавляла.
— Я говорю правду! — возразил Комрей, — И в прошлый раз ты совсем не возмущалась!
— В какой прошлый раз? — вскинулась я, — Мы только что познакомились.
— Я имел в виду, что когда за обедом я сделал тебе комплимент… — тут же заюлил Комрей, от волнения покрываясь красными пятнами. — Ты была не против. И не сопротивлялась.
Меня охватило ощущение, что одна рыжая личность меня нагло дурит, или что-то скрывает.
— Когда это ты говорил? Не помню!
Забыв про портрет, я подошла почти вплотную к Комрею. Еще раз прокрутила наш разговор за чаем и уверенно заявила:
— Не было такого! Мы даже на ты не переходили!
— Зато теперь перешли! — с воодушевлением ответил Комрей, — Елена, ты вспомни! Я несколько раз говорил, что твои волосы столь прекрасны, что я хотел бы всю жизнь на них любоваться!
— Они крашенные! — на всякий случай уточнила я, — Абсолютно точно ты мне этого не говорил!
— И носик такой очаровательный, что так и хочется его поцеловать! — не сдавался мужчина, — Неужели не помнишь?