Невеста мастера

— Нет, ты будешь меня слушать! — заорал Алекс, потеряв, наконец, терпение. — Это для твоего же собственного блага, ты, ослица упрямая!

— Ха! При чем тут мое благо? — не менее пронзительно завопила Констанс. — Этого всего хочешь ты! Правнучки! Выводок сопливых недомерков, да еще похожих на Роджера — от такой участи удавиться можно!

— Я же пытался защитить тебя в этом мире — дать тебе какую-то опору. У тебя наследство, а, значит, и ответственность! — Он был теперь весь красный как рак. — Что же ты намереваешься шататься одна как неприкаянная по этой Европе? Стабильность — вот что тебе нужно, и, видит Бог, я постараюсь, чтобы это у тебя было.

— А если я этого не хочу? Как же со свободой воли, данной мне Богом? — надменно вопросила она.

— Спорить тут бесполезно, — вмешался Роджер, умиротворяюще воздев руки.

— Заткнись! — Констанс и Алекс выкрикнули это одновременно, не сговариваясь. Их диалог продолжался на все более высоких нотах.

— Александр Латэм, вы — низкий, себялюбивый старикашка! — визжала Констанс. — Я теперь проклинаю тот день, когда Дайлан Мак-Кин послал меня сюда!

— У тебя ума меньше, чем у амбарной крысы!

Иначе поняла бы, что это тебе же на пользу! Будь я проклят, если допущу, чтобы моя плоть и кровь оказались бы в беде из-за собственной глупости!

— Какие бы глупости я ни делала, они мои. Старый мошенник! Если ты пытался также заставлять жить, по-твоему, моего отца, как пытаешься заставить меня, то неудивительно, что он сбежал!

— Не трогай памяти Джеймса!

— Да ведь с него все и началось — с его любви к Элизе Мак-Кин, разве не так? И что ты тогда предпринял — начал грозить лишением наследства, а?

— Джеймсу пришлось извлечь для себя определенные уроки — и тебе придется тоже! — уже взревел Алекс с такой яростью, что изо рта полетели брызги слюны.

— Ну что ж, ты научишь меня тому же, чему научил и моего отца — ненавидеть тебя! — очень спокойно, изо всех сил сдерживая слезы, проговорила Констанс.

Алекс одним ударом по подносу смахнул его на пол. Раздался звон бьющихся бокалов и графинов, острый запах бренди смешался с густым ароматом кофе.

— Ты жалкая лгунишка! Джеймс всегда любил меня!

Торжествующим шепотом Констанс нанесла безошибочный удар:

— Тогда почему же он решил не возвращаться домой?

В глазах Алекса мелькнула боль, потом он высоко поднял брови, как будто удивляясь чему-то. Схватившись за грудь, он издал истошный крик и рухнул на пол — прямо в мешанину битого стекла, растекшейся жидкости и рассыпавшихся бисквитов.

— Алекс! — Констанс упала на колени рядом с ним, не зная, что делать. — Дедушка!

— Назад! — Роджер отбросил ее в сторону, склонился над телом упавшего, начал возиться с галстуком Алекса, потом припал ухом к его груди.

Констанс почувствовала, как у нее самой начинают неметь конечности, а в глазах становится темно. С ужасом она смотрела на Роджера, а когда тот поднял на нее свой взор, в нем было столько ненависти и осуждения, что кровь буквально застыла у нее в жилах.

— Ты, сука! Ты убила его!

7

— Ну почему мне к нему нельзя?

— Я уже сказал тебе, Констанс. У него сейчас доктор. — В темном коридоре перед дверью в спальню Алекса лицо Роджера выглядело особенно угрожающе — непримиримо. Казалось, в воздухе витала сама смерть. — И преподобный отец Уитакер тоже там. На случай…

Констанс всхлипнула и в отчаянии руками сжала голову. Какие страшные часы она пережила! Клерки и бухгалтера, в панике столпившиеся вокруг недвижимого тела хозяина, суетящиеся врачи, сложная процедура транспортировки все еще не приходящего в сознание больного домой — она никогда не чувствовала себя такой беспомощной, испуганной и виноватой. Ах, если бы можно было взять назад все те ее жестокие слова — но поздно, поздно… Неужели быть убийцей — это ее судьба?

— Ты не понимаешь. — Она сказала это голосом, в котором слышались слезы. — Я должна сказать ему… Он должен знать, что я не хотела…

— И тут ты только о себе думаешь! — Голос Роджера прозвучал с холодной яростью. — Тебя-то уж он меньше всего хотел бы видеть…

Слова кузена острыми клинками врезались ей в душу. Но она понимала — он прав и бессильно рухнула на стул.

Если бы она только могла сказать дедушке… Но что? Что она молит его о прощении? Что он, несмотря ни на что, стал ей дорог? Что зов крови все-таки дает о себе знать и что она его любит? Со слабым стоном Констанс уткнула голову себе в колени.

Нет, она не может так жить! За последние несколько часов она нарушила практически все заповеди: врала, прелюбодействовала, а теперь еще и убила… Она вспомнила, какие наказания ждут грешников на том свете. Но она наказана уже здесь. Она пыталась прочесть молитву, но получилось что-то не то.

— О Боже! Пусть он останется в живых! Я сделаю все…

Дверь спальни отворилась, и на пороге показался доктор Каллум с каким-то печально-торжественным выражением на морщинистом лице. Констанс подняла голову. Нет, в ее взгляде не было надежды — Бог не услышит молитвы такой грешницы, даже туземные духи ее матери — и те не захотят помочь ей. Ее дедушка, конечно же, умер. Роджер сделал шаг навстречу вышедшему.

— Доктор, он…