Невеста моего сына

Но мое глупое сердце бьется вразнобой, как у обреченной газели. Неужели опять оттолкнет? Даже после того, как я первой его поцеловала? Подарила не один поцелуй, а целую пригоршню щедро рассыпала по коже.

Все-таки делаю глубокий судорожный вдох, уверенная, что еще секунда — и все будет кончено, а мне придется собирать себя по осколкам.

— Ты со мной наедине. Полуголая. И дразнишься, — произносит он медленно. — Нарушила все три правила, Александра. Разом.

В его глазах бушует едва сдерживаемое сапфировое пламя, и больше всего на свете я хочу, чтобы он наконец-то отпустил себя.

Одинцов сжимает ладонью основание моей шеи, притягивает к себе ближе. Я жду поцелуя, но он ведет одними подушечками ниже. По ключицам к грудной клетке, а после цепляет кромку топа и рывком обнажает мою грудь.

Боже.

— Я предупреждал о последствиях?

Его хриплый голос заставляет каждую клетку моего тела вибрировать от желания. Только рядом с ним ощущаю странную пустоту внутри себя, хотя разум из последних сил бьет по тормозам, но напряжение между нами уже спалило к чертям все мои запреты, какие я только могла выдумать.

Я забываю, как дышать, но успеваю кивнуть.

Ни один парень раньше не удостаивал мою скромную двоечку таким пристальным вниманием, как сейчас Одинцов. Он словно соединяет между собой каждую родинку, создавая на моем теле персональное созвездие. Быстро по-мужски облизывает губы, наклоняется… И пробует на вкус чувствительную кожу вокруг соска.

Меня аж подбрасывает на кровати. А стон получается слишком громким.

Он смотрит на меня с неодобрением, но тут же прикрывает глаза и  втягивает сосок в свой жаркий влажный рот, и я понимаю, что в мире нет зрелища порочнее и горячее, чем это.

Пытаюсь быть тихой, но, кажется, он наоборот решил проверить, насколько я могу быть громкой. Обеими руками он гладит, сжимает, не прекращая при этом облизывать, царапать зубами или перекатывать между пальцев соски. Я едва не падаю на него от ощущений.

А еще прикусываю щеки, чтобы все-таки заткнуться.

Удивительно, грудь никогда не была моей настолько сильной эрогенной зоной, а теперь даже на такую простую ласку я реагирую чересчур остро, потому что рядом с ним почему-то не могу иначе. Особенно, когда он ведет языком вверх, до впадинки на шее, а после возвращается и снова кружит языком по груди до тех пор, пока меня не начинает выгибать дугой.

В какой-то момент Одинцов внезапно перекатывается на живот — и вот я уже под ним.

— Будь мы в палатке, пришлось бы зажимать тебе рот.

Он снова нависает надо мной, изучая, разбирая на молекулы своим сапфировым взглядом. Он так старательно прячет свои эмоции, что я теряюсь. Есть ли хоть один чертов шанс, что мне удастся разбить лед в его глазах?

— Знаешь, чем заканчиваются игры со взрослыми мужчинами, раз взрослая?

Наклонившись, он проводит носом по моей челюсти, как хищник, обнюхивая жертву. Чтоб тебе пусто было, Одинцов. Пока я сгораю заживо в противоречивом коктейле из стыда, порока и совестливости, у тебя даже дыхание не сбилось.

 — Да.

— Уверена, что не пожалеешь?

— А ты?

Он оставляет вопрос без ответа. Поднимается, упираясь коленом в кровать, и стягивает с себя футболку. Бросает в самый дальний угол, ведь кровать по-прежнему огорожена москитной сеткой, и спрашивает:

— Каждый чертов раз, когда я касаюсь тебя, ты задерживаешь дыхание. Почему?

— Не знаю.

Следом летит телефон из кармана джинсов, а бумажник наоборот приземляется возле подушек. При виде выпавшего из него презерватива сглатываю.

— Я на таблетках.

Цепкий взгляд Одинцова раскаленной иглой проникает под кожу. Он каменеет, сильнее стискивая челюсть. Снова окидывает меня голодным взглядом, но потом все-таки трясет головой и отворачивается.

— Плевать.

Вспыхиваю от корней волос до пальцев на ногах. Не понимаю, почему меня это так задело, но ладно. В конце концов, это вопрос безопасности только и всего. И это правильно.

Наверное.

— Раздевайся.

Ох. Я представляла это иначе. Думала, он сделает это своими руками.

А он стоит на коленях на кровати, в одних джинсах и только смотрит. И мне очень хочется прижаться к нему, обвить руками и ногами и осыпать поцелуями голый торс. Ощутить, как будут напрягаться мышцы под кожей от прикосновения моих губ, и как он будет гладить меня в ответ. Но вместо этого я лежу перед ним со спущенным топом, еще одетая, а он так ни разу меня и не поцеловал.

— Тебе обязательно быть таким?

В потемневших глазах с расширенными зрачками по-прежнему нет ответов, которые я так ищу.

— Я вернусь в Москву, если иначе нельзя. Только сделай это. Сегодня. Сейчас. По-человечески, а не вот так…

Решение внезапно далось просто. Я больше не могу думать ни о чем другом. Нужно было сразу признать, что рядом с ним я не продержусь ни дня. Вся эта поездка была обречена.

Значит, уйду работать в зоопарк, как и планировала. Только мне отвечать за свое решение, и я точно знаю, что изучение львиных повадок в зоопарке я еще переживу. А очередное пренебрежение с его стороны — нет.

Он вскидывает бровь.