Невеста Моцарта

Во время разговора с отцом, своих родителей и сестру я тоже включила в схему, что занимала уже весь пол комнаты. С папой был связан особняк и его продавец Семёнов (шестьсот тысяч ссылок что выдавал поисковик на запрос с простой фамилией Артёма Алексеевича я пока не осилила, но каждый раз добавляла к нему новое слово: +бабушка, +родители, +инженер, +талантливый, и была уверена, что скоро подберу нужное сочетание и пойму кто он такой). С мамой — картина. С Сашкой — Михаил Барановский.

И Барановского я вспомнила прямо к месту.

— Как там у Серёженьки дела в Лондоне? — вернулась мама с пустой тарелкой, довольная тем, что заставила меня пригласить Ивана в дом, и он не торчал в подъезде, счастливая и что-то мурлыкающая себе под нос, когда позвонил Михаил.

— Нет, Мишенька, у нас Саши нет, — удивилась мама. — И не приезжала. И даже не звонила… Да зачем же мне скрывать?.. Нет, я ничего странного не замечала. Я же говорю, я её даже не видела… Она вроде в Люцерн собиралась, нет? На фестиваль академической музыки… Отменили?.. Нет в гостинице?.. Так, может, выбрала другую?.. Что? Как раз звонит? Ну слава богу! Слава богу, нашлась, — отключилась она. И посмотрела на меня, вспоминая о чём мы говорили.

— Серёженька сам тебе всё расскажет, когда вернётся из Лондона. Ты помнишь это дело, мам? — толкнула я по столу обгоревшую папочку с тем самым «тухлым» делом.

Делом о подделке оружия.

Настоящий палаш начала девятнадцатого века продали известному человеку как личное оружие Дениса Давыдова. И дело завели лишь потому, что антиквар отказался возвращать деньги, а обиженный олигарх пошёл на принцип. К материалам прилагались показания реставратора. Тот подтвердил, что некий господин N ему принёс ему оружие, которым, возможно, пользовались сотни или тысячи военных и кто-то из них наверняка участвовал в войне 1812 года. Попросил убрать ржавчину, почистить эфес, но сохранить истлевшую кожаную оплётку и добавить на клинок две буквы «Д.Д». Зачем это нужно заказчику — подарить Диме Дуракову, оставить в дар музею или впарить олигарху как клинок известного гусара и поэта — реставраторы не спрашивают. Они делают свою работу. И всё.

— Оружие Дениса Давыдова? — удивилась мама. — Конечно, помню.

— Я знаешь, что не пойму? Зачем прокуратура приходила к тебе. Ведь ты не специалист по оружию.

— Ну, как выяснилось, новый владелец клинка увлекался не только саблями, в его коллекции антиквариата была и живопись. И мне принесли на оценку полотна. Не лично мне, но как специалист отдела научной экспертизы, именно я выписывала заключение и консультировала прокуратуру.

— Дело, вижу, закрыли. Но чем фактически закончилась эта история?

— Насколько я помню, под давлением улик, продавец всё же вернул деньги. А вот неплохие работы европейских художников, увы, — она вздохнула, — оказались безнадёжно испорчены фальшивыми подписями «Шишкин» да «Айвазовский». Продавайся они под своими настоящими именами, каждая стоила бы не одну тысячу долларов, а так, — она махнула рукой.

И опять мимо. Я откинула папочку за ненадобностью и тяжело вздохнула. С особняком ничего. С делом по антиквариату — опять ничего.

— Что ты ищешь, девочка моя? — подняла соскользнувшую на пол папку мама.

— Я и сама не знаю, — придержав за крышечку чайник, я налила себе свежую порцию чая. — Но мне кажется, что дядя Ильдар, папин особняк и этот коллекционер, которого интересуют картины в запасниках твоего музея как-то связаны. И связаны с Моцартом. Как его, кстати, зовут?

— Коллекционера? — поставила мама на стол очередной поднос с горячим печеньем. В кухне запахло свежей выпечкой. — Шахманов Модест Спартакович.

Я потянулась было за чашкой, но рука замерла на полпути.

— Подожди!

Мама удивлённо подняла на меня глаза.

— Мы были на прошлой неделе у Разумовского на закрытом показе, — вместо чашки, я взяла карандашик. — И он знакомил нас с этим Шахмановым. Меня и Сергея. Такой невысокий полный мужик…

— … в интересных очках? — продолжила мама.

— Да, — ткнула я карандашом в блокнот. — С пантерами на заушниках.

— И сапфирами, — добавила мама, — в оправе.

Шахманов Модест Спартакович, записала я.

— И этот Шахманов подбивал тебя на кражу?

— Вот если по справедливости, — отставила она поднос, бросила на стол прихватку и села. — Я, конечно, зря назвала это кражей. Я ведь проверила ту картину. Пробила номер по базе. Она ведь в музее действительно не значится. Нет, номер такой есть. Но под ним хранится совсем другой экспонат, понимаешь? Совсем не Ван Эйк.

— Ван Эйк? — вытаращила я глаза.

— А ты думаешь, за тебя я предложила бы какого-нибудь Куккука? Что-то вспомнила про него, беднягу, когда про подписи Шишкина с Айвазовским говорила, — показал она на папочку.

— Куккук?!

— Маринус Адриан Куккук, как и Шишкин, учился в дюссельдорфской школе, поэтому манера его письма напоминает шишкинскую. Подделки Шишкина чаще всего делают именно с его работ…

— Так, погоди, не отвлекайся, мам, — перебила я. — Откуда у вас вообще Ван Эйк?