— Если я правильно поняла, они должны пылиться где-то в вашем музее, а ты сомневаешься существуют ли они? — хмыкнула я. — Ну? Вермеер? — ткнула я в свой блокнот наугад.
— Ты и это знаешь? — удивилась она.
Так и хотелось воскликнуть: я же невеста Моцарта! Да, чёрт побери, знаю! Не знаю только плакать мне сейчас или смеяться.
— Просто угадала. По миллиону долларов наличными за Куккука не дают. Кто ещё?
— Дега, Мане… — загибала она пальцы.
«Рембрандт», — мысленно продолжила я. Но мама удивила:
— Караваджо. Всего пять.
— Не ещё один Вермеер? Не Рембрандт? — сверилась я ещё раз с записями. Странно, Караваджо в них не было.
Но мама уверенно покачала головой. И я согласилась: Караваджо и правда трудно с кем-нибудь спутать. Я разогнула мизинец, с которого она начала считать, назвав «Ван Эйк».
— И одну из них ты уже нашла. Осталось найти четыре.
— Детка, без инвентарного номера в наших запасниках ничего не найти, — не оценила она мой горькую иронию. — Там сотни, тысячи тысяч экспонатов. Можно жизнь потратить, ковыряясь в архивах, но так все полотна и не пересчитать, не то, что увидеть. Ведь многие из них конвертированы. То есть стоят завёрнутые в бумажный конверт, на котором только номер.
— А зная инвентарный номер, легче найти?
— Легче. Нужен только допуск и основание, чтобы затребовать тот или иной лот из архива.
— Но у господина Шахманова их нет? Этих номеров? Или тебе их дадут, если ты согласишься?
Она пожала плечами. Но мне уже и не нужен был её ответ.
И я даже не хотела больше ни в чём разбираться. У меня было мерзкое чувство, что меня всё же использовали. И как стало очевидным, не меня одну.
Нет, в глубине души я всегда это знала, что нужна Моцарту за чем-то ещё. Что не просто так он меня выбрал и сам попросил у отца. Что всё это сложная игра, полную версию которой видит только разработчик. Симфония, что исполняет оркестр под управлением опытного дирижёра. А я… я даже не первая скрипка.
Но я сложила головоломку.
Без его помощи и подсказок.
И теперь мне было тошно.
— Спасибо, мам! — подала я маме телефон, собирая свои вещи. — Звони. Надеюсь, это действительно важно.
Стало почему-то обидно, что одной мне это и надо. Что всем в принципе плевать на то, что интересно мне, на эту историю, на то, почему всё так случилось. Всё же обошлось и ладно. Вот если бы я сказала, что беременна — вот это да, это событие. Новость! Или целовалась с другим мужиком. Происшествие! Масло вон растаять не успеет — и то переживания. А какие-то картины, украденные сорок лет назад… да кому они нужны!
— Ох, она и сама уже звонит, — села мама, но, глядя на трезвонивший аппарат, словно боялась брать трубку.
Сашка? Заметила я краем глаза, уже выходя из кухни. Ясно. Опять поругалась с мужем? Или где-то шлюхается, а маму просит её прикрыть? Да, это куда важнее.
— Солнышко! — окликнула она меня. — Ты же, наверно, не знаешь.
— О чём? — резко обернулась я в коридоре. Наверное, слишком резко.
— Саша ушла от мужа, — едва слышно произнесла она.
— Да неужели?! — воскликнула я. — Мои поздравления!
И хлопнула дверью.
— Поговори со мной, — сказала я в трубку Бринну, выйдя на улицу.
Иван уже стоял у машины, но я качнула головой и пошла куда глаза глядят.
Всё было так просто. Просто как божий день.
Александр Вальд. Похищенная коллекция.
Сорок лет назад её, возможно, похитил отец Моцарта, а его мать — спрятала. В музее, где работала. Тогда, сорок лет назад моя мама первый раз и увидела Ван Эйка, засунутого, словно поспешно. И до сих пор он там стоит.
Затем двадцать лет назад на аукционе появилась «дама» из той коллекции. Но хер с ней, допустим, дама другая, но монета тоже всплыла и снова в нашем музее. История с матерью Бринна. Возможно именно монету она и искала. Но не нашла. Для отца Моцарта.
И сейчас опять. Ищут эти шедевры. Дорогие. Бесценные. И теперь точно знают где искать и что. Шахманов: копии картин, большое вознаграждение. А моего отца ставят в условия, когда ему нужны деньги.
Моцарт. Особняк Мелецкой. Подстроенная афера с Главстройнадзором.
Чёртов Моцарт! Чёртов сраный Моцарт. Это же он ищет эти спрятанные отцом раритеты.
Мой отец, попавший в крупные неприятности, чтобы сосватал меня. Моя мама — чтобы достать то, что ему надо. И я — чтобы познакомить с Разумовским. С Шахмановым. Чтобы выйти на нужных людей, которые способны оценить Ван Эйка по достоинству. Ну и, возможно, чтобы уговорить маму.
Чёртов сраный Моцарт! Вот куда он рвался. Вот в какой закрытый круг.
И вот зачем ему нужна я.
— Что случилось? — встревоженный голос Антона, перекрикивал шум города вокруг.
— Моцарт рядом? Если да, то выйди куда-нибудь, пожалуйста, не хочу, чтобы он слышал.
— Нет, его нет. Он в палате, — Антон запнулся. — В больнице.
— У отца? Прости, что я так не вовремя.
— Неважно. Говори. Но сама знаешь…
— Да плевать! — выкрикнула я. — Пусть он прослушивает хоть все телефоны мира, мне плевать. Плевать, что да, ты ему сам расскажешь. Я знаю зачем ему нужна. Зачем вашему отцу была нужна твоя мама. Это связано с антиквариатом. С музеем. И меня Моцарт тоже просто хочет использовать, — всхлипнула я.