Невеста Моцарта

Я не знаю, как это происходит. Как и откуда спускается и зажигается в сердце этот огонёк. Он то превращается в бушующее пламя и ревущий неудержимый огонь. То вдруг становится мягким теплом, что согревает душу. А иногда становится единственным светом во тьме, на который бредёшь, не разбирая дороги и знаешь, что будешь брести сколько хватит сил. Пока он горит.

Кто зажёг в моём небе тебя, моё солнце, я не знаю. Но знаю, что без тебя темно и холодно. Без тебя… в общем, я не хочу давить. Но я не хочу без тебя. Не хочу.

Не хочу настолько, что вынужден спросить: ты выйдешь за меня замуж?

Наплюй ты уже на этот договор. Забудь всё, что я тебе говорил до этого. Нет больше никакого договора. Всё безвозвратно изменилось. То, что было у меня на уме. То, что когда-то казалось важным. То, что заставило меня украсть тебя с собственного дня рождения. Ты нужна мне просто потому, что это ты.

Это единственная правда, которую тебе нужно знать.

Да, со мной трудно. Я деловой. Я занятый. Я взрослый, хоть порой и творю всякую фигню. И я не знаю зачем я тебе. Если бы мне предложили меня, клянусь, я бы отказался. Поэтому я надеюсь, у тебя было достаточно времени, чтобы подумать. И если ты действительно подумала, то тебя ждёт конверт с документами. Свои подписи я там уже поставил. Когда там будут стоять твои, официально, то есть документально, мы будем уже женаты.

Если ты ещё не подумала… Да и чёрт с ним!

Бывают в жизни моменты, к которым всё равно никогда не будешь готов, сколько ни готовься. Выходи за меня, а? (рожица с жалобными глазками). Я люблю тебя. Честно, честно!

Ну, что нам стоит развестись, если я стану тебе невыносим? Правда?

А смотри что у меня есть (соблазняю, не сомневайся)…

Наш подарок, от меня и Перси, ждёт тебя позади стола. Доставай!..»

Я полезла за стол и извлекла оттуда ещё один конверт. Вернее, два.

Сначала, стоя, открыла первый — поменьше, хоть и тяжёлый. В нём был один мой потрёпанный и весь изгрызенный кед.

«Перси не хотел с ним расставаться, когда ты ушла, — прочитала я в записке. — А кто я такой, чтобы запретить ему так зверски тосковать. Но он решил торжественно с ним расстаться ради такого случая».

«А это от меня», — прочитала я на вкладыше к картине, что освободила от бумаги.

И не смогла не улыбнуться. Он её всё же склеил. Картину, что я разорвала в клочья.

«Светлое будущее».

«В общем, не Вермеер, ты права. Но кто его знает, вдруг однажды прославится.

Я не обещаю, что наше будущее будет таким же светлым (упаси бог!), но ведь всё в наших руках…»

Я рухнула на стул, отложив картину.

И достала из сумочки последний приготовленный мной «сюрприз».

— Если ещё ты скажешь, что предугадал и это, — положила я на стол фотографию, где за столиком кафе сидел он, Сашка, между ними в коробочке лежал тест на беременность, а она так нежно держала его за руку, — то, клянусь, я подпишу эти чёртовы бумаги, даже если их надо подписать кровью и в них я отдаю душу дьяволу.

То есть тебе.