Невеста на удачу, или Попаданка против!

– Осторожно! Почему с вами вечно что-нибудь случается, мэйс? – рыкнул некромант и, подхватив меня на руки, пронес по лестнице, прислонил к стене и, ухватив пальцами за подбородок, приподнял голову. – Сильно ударились? Вроде цела…

Мою голову покрутили вправо-влево. Граф нахмурился:

– Плохо. Блок треснул!

– Какой блок?

– Который я ставил Тиррине, когда Зим разбудила ее сущность айэ.

Я вспомнила разговор между некромантом и менталистом: «На ней два замка, запирающих друг друга. Две силы, переплетенные, как борцы на ринге. И напряжение такое, что если снять один замок, второй ее сразу уничтожит. Они уравновешивают и блокируют силу друг друга».

Что ж они такие хрупкие замки ставят?!

– И что теперь будет? – спросила я. – Я умру?

– Кто из вас? – фыркнул Ворон. – В вас оказалось даже не две, а три силы, мэйс. И третья, появившаяся недавно, подтачивала мой блок, пока он не стал хрупким. Это наверняка сила айэ Тайры. Я не мог ее учесть, как вы понимаете. Стойте спокойно, я попытаюсь укрепить.

Он наклонил мою голову так, что она уперлась в его плечо, а обе ладони положил на волосы, чтобы крепко удерживать затылок и массировать большими пальцами мои виски, словно ввинчивая в них что-то невидимое.

– Что-то не сходится, – нахмурилась я, чувствуя себя все более странно. – Если две силы были в Тиррине, одна в Тайре, то как же я?

– Не разговаривайте, мэйс, вы мне мешаете.

Но меня что-то тянуло за язык:

– А почему вы за последнюю пару часов ни разу не назвали меня по имени?

– Потому что я не знаю, с кем последнюю пару часов разговариваю.

– Я сошла с ума? Да?

– Нет, такое раздвоение сил и даже сознаний случается у магов, особенно у менталистов, но меня вы сейчас точно с ума сведете, если не замолчите.

– Я почему-то не могу молчать. Мне кажется, если я замолчу, то забуду ваш язык. Я его три года учила, старалась, когда попала в ваш мир и изображала потерю памяти. На самом деле моя память никогда не терялась. Только Тайра пыталась ее заменить своей. Ведь личность – это и есть память, так ведь? А вы можете называть меня Тамара. Это мое настоящее имя. Или Тома.

В страхе, что чертов блок треснул и меня опять захлестнет чужая воля и память, сметая и стирая мою личность, мою жизнь, я говорила и говорила, захлебываясь словами и чувствами.

О том, как очнулась от жуткой боли в чужом мире, чужом доме, чужом теле; о том, как боялась, что сошла с ума; как задыхалась от отчаяния и бессилия что-либо изменить, от невозможности вернуться домой.

О том, как до истерики боялась магов, как ненавидела опекуна, барона Гинбиса, его сальные взгляды, его потные руки на своем плече и горле, его мамашу, топтавшую мое достоинство и гордость каждый день.

И о том, как каждую ночь просыпалась от кошмара, что настоящая хозяйка этого тела Тиррина Барренс пришла, чтобы вытряхнуть из него мою душу, как мусор из корзины. О том, как ненавидела чужое лицо в зеркале и понимала, что ничего, ничего не исправить и никому невозможно рассказать и тысячной доли того, что я пережила за эти годы.

А теперь еще Тайра Вирт, как будто мало мне леди Тиррины.

Рассказывая, я не заметила, что лорд давно обнял меня и прижал к своему плечу, а второй рукой просто поглаживал мои волосы, успокаивая.

Наконец я устала говорить, отстранилась от такого твердого, надежного, располагающего к рыданиям плеча, нашарила в кармане платок, вытерла слезы и высморкалась.

– Простите, милорд. Я не лгала вам, я действительно не графиня. Но получается, моя душа каким-то образом вселилась в ее тело, и меня теперь казнят.

– Если узнают.

Я подняла на него глаза и попятилась бы, если б не стена, оказавшаяся за спиной. Его лицо было смертельно бледным, глаза – грозовыми, почти черными, а желваки на скулах ходили ходуном. Но это была не ярость, а какая-то сумасшедшая боль, словно ему хотелось крикнуть, но он не мог.

– Вы мне верите, милорд?

Он прикрыл глаза, глухо выдавил:

– Да. Верю.

Некромант, отступив назад, вдруг сел прямо на каменный пол, не боясь испачкать роскошный графский наряд, и оперся спиной о стену. Потом вытянул руку, и под его ладонью образовалось темное облачко, уплотнявшееся с каждым мгновением, пока не превратилось в шелковую диванную подушку с кисточками по углам.

– Присядьте. Мне нужно подумать, да и вам прийти в себя, прежде чем мы попадемся кому-то на глаза… Вы ни в чем не виноваты, Тома. Это я. Только я виноват. Судя по вашему рассказу, это я убил Тиррину.

И тут я окончательно успокоилась, хотя, наоборот, бежать надо подальше от маньяка!

– Я слышала, Тиррина задохнулась при пожаре, как и вся ее семья, – сказала я. – Разве это вы подожгли дом?

Он сцепил длинные пальцы на колене согнутой ноги, а вторую расслабленно вытянул. Похоже, разговор будет долгим.

– Нет, не я. Но тело без души – это труп. А если есть труп, есть и преступление.

– Даже если это самоубийство?