Невеста по найму

– Ну? – выпрямляясь и откидываясь на спинку, спросил Модест. – И кого мы выберем – ментов или урок? Шаповалова или смотрящего? С ментами не договориться, гопники уложат наповал при первой же возможности… – Задумчиво раздувая щеки, Казимирович вслух перебирал варианты. – У тебя телефоны обоих союзничков имеются?

– У них один телефон на двоих, Модест. – Дуся в нескольких словах поведала о договоре смотрящего и Шаповалова.

Казимирович, прослушав, поднял брови и округлил глаза:

– Что делается, а? Куда катится мир?! Ветеран разведки договорился с рецидивистом…

– Критик подался в убийцы, – в тон воткнула дрожащая Евдокия.

Рука душегуба качнула пистолетом.

– Захлопни ротик, киска, – мрачно предложил переквалифицировавшийся театрал. – Кому звонить будем, чтоб твою пушистую шкурку спасать, а? Шаповалов за тебя и сам приедет… Но воры за это время квартиру приступом возьмут. Или?.. – Казимирович прищурился на Евдокию, продолжая рассуждать вслух. – Будем торговаться с Иван Иванычем?.. Да?.. Но как? Если Шаповалов узнает, о чем торгуемся, Иван его уже не выпустит. Ему легче трупов штабелями наложить, чем авторитет потерять…

Перспектива пополнить гору трупов подстегнула мыслительные процессы сыщицы.

– Я знаю, как незаметно позвонить смотрящему! – выкрикнула Дуся. – Надо обшарить карманы Копуши и Петра, найти телефоны со списком абонентов! Я знакома с людьми, которые находятся рядом с Воропаевым, нужно разговаривать через его приближенных!

– Боже, киска, да у тебя талант! – картинно изумился Модест. – Тебе об этом говорили?

Дуся представила, как примерно то же самое критик говорил молоденьким актрисам, и невразумительно мотнула головой.

– Действуй, дорогуша.

– Что? – Дуся приложила ладони к груди и поглядела на мертвых мужчин. – Я?!

– Нет. Я, блин, пойду в крови пачкаться.

…Обмирая от ужаса, Евдокия обшаривала карманы. Запах крови вызывал рвотные позывы, голова мутилась. Вид душегуба, вольно восседающего в кресле со снабженным глушителем пистолетом, отнюдь не ободрял. К счастью, найти телефон, в котором есть номера кого-то из родственников Воропаева, она рассчитывала у Копуши, получившего пулю в голову, а не в грудь. Но телефон нашелся не сразу, он был положен в один из многочисленных карманов жилетки шнифера.

Дуся вызвала на дисплей последний номер вызова, на который звонили. Высветившееся прозвище ни о чем не говорило. Поработав с телефоном, Евдокия таки выцепила довольно редкое имя «Савелий». Если смотрящий не преувеличил, называя Копушу «родным человеком», то это все что нужно. Дуся протянула трубку Казимировичу…

Пока сыщица минут десять ковырялась в долгой памяти мобильника, лицо Модеста поменяло выражение: теперь перед девушкой восседал грустный человек с чуть насмешливой улыбкой. От телефона критик отказался:

– Я буду говорить только с Воропаевым.

– Но не при мне же?! – воскликнула Дуся, слышавшая о том, что Воропаев лучше трупов наваляет, чем позволит открыться некой тайне. Семинарист-Митрохин не даром говорил, что у Доброжелателя есть на смотрящего такая информация, что тот по струнке ходит!

– При тебе, душа моя, при тебе, – без угрозы, все с той же странной печалью произнес Модест. – Ты мой сюрприз для Воропаева. Мой козырь. – И поднимая левую руку раскрытой ладонью к Дусе, прервал вопрос, начавшийся с воющего «но». – Звони. Требуй Воропая. У нас еще будет время для вопросов. А пока учти: если скажешь хоть одно лишнее слово, я прострелю тебе правый локоть. Для моих целей мне нужны от тебя только голова, язык и ноги. Ты поняла?

Дуся истово кивнула, набрала вызов и трясущимися пальцами поднесла к уху телефон.

– Алло? Савелий? Это Евдокия, сегодня ночью мы встречались… Нет, нет, не спрашивайте, почему я говорю с чужого номера! – Сыщица четко переозвучивала все вопросы для ненормального убийцы. – Передайте телефон Ивану Ивановичу. Если он находится рядом с Николаем Васильевичем, сделайте так, чтобы Иван Иванович мог поговорить со мной без него. – Евдокия выслушала ответ воропаевского родственника и нажала на отбой. – Минут через пять Воропаев мне перезвонит, – сообщила Казимировичу.

– Ну что ж, – глянув на шикарный наручный «ролекс», пробормотал театрал, – как я и предполагал, у нас есть время, Евдокия. Пять обычно превращаются в пятнадцать… Слушай.

Уже через три минуты Евдокии захотелось, закрыв руками уши, кататься по полу и громко выть, чтобы не слышать того, о чем рассказывал Модест. Повествование критик начал плавно, с себя, любимого, в манере «жили-были».

Жил-был молодой мужчина, в юности подавший всем надежды. Когда-то он легко поступил в театральный институт на отделение драматургии. Когда-то он мечтал прославиться, писал, работал, даже ставил…

Чего-то не хватило. Евдокии думалось – таланта, критик упирал на происки завистников, с которыми он позже поквитался острым бойким перышком. В родных пенатах критика хвалили и остерегались, а критик грезил о Первопрестольной, где к его ориентации отнесутся более благожелательно и оценят творческий полет.