Честно говоря, пару месяцев назад она искренне мечтала прибить Гаскона.
Мечты сбываются — ничего не скажешь.
— Убирайтесь, — произнесла девушка, указав дулом на фонарик. — Мы остаёмся.
— Идиоты.
Дважды просить не пришлось. Гаскон схватил фонарик и исчез за тяжёлой дверью.
Сердце Изабель пропустило удар.
Снова наедине.
Вот только ничего романтичного в этом не было. Эрик в отчаянии, в ужасе, в смятении.
А её разум одолела не менее отчаянная мысль.
— Ты… — прохрипел он, едва сдерживая гнев. — Изабель, ты не можешь здесь остаться! Уходи!
— Эрик, — она улыбнулась, бросив оружие на пол. Подойдя, девушка крепко стиснула в объятиях мужчину, сжала пальцами рубашку у него на спине. — Я не вынесу, если ты исчезнешь. Мне никто не нужен. Только ты. Ты один.
Он замолчал, содрогаясь в её объятиях, борясь с эмоциями.
— Я ненавижу тебя, — слова давались ему с такой болью, что казалось, будто изо рта вот-вот брызнет кровь. — Уходи. Ты мне не нужна. Я не хочу тебя видеть.
— Эрик…
Мужчина прерывисто вздохнул, когда девушка прильнула к нему, мягко поцеловала в губы. И впервые на её памяти лицо её возлюбленного отразило такую острую боль, такое всепоглощающее страдание.
— Я так замёрзла здесь, — произнесла она, закрыв глаза. — Давай поднимемся?
Простой вопрос застал его врасплох. Эрик вздрогнул, взглянув ей в глаза, не сразу осознав, о чём она просила.
— Уходи…
— Ни за что.
— Я чудовище. Мерзкое, отвратительное чудовище, — он прерывисто выдохнул. — Изабель… я слышал их. Слышал их крики, угрозы, мольбы, стенания. И для меня они были слаще любой музыки.
Эрик отвёл взгляд, зажмурился, коснувшись ладонью шрама. Изабель замерла. Раньше он касался раненой половины лица только через маску.
— Они… порой снятся мне.
— Эрик. Хватит. Хватит жить прошлым.
Он застыл, глядя в пустоту перед собой. Эти слова прозвучали так внезапно, так спокойно, но словно заставили мужчину пробудиться после мучительного забвения.
— Всё хорошо, — она крепко сжала его ладони. — Вместо криков — детский плач, вместо угроз — трещотка погремушек, вместо мольбы — колыбельные. И моё ворчание вместо стенаний. Эрик… позволь мне заполнить пустоту в твоём сердце.
Его самоконтроль вновь дал глубокую трещину. Изабель всегда было непросто понять его эмоции, истолковать их, но сейчас она видела, как сильно его ранили её слова.
Эрик был равнодушен к грубости, угрозам и обвинениям.
Но слова любви оставляли на нём шрамы куда более глубокие и болезненные, чем от огня.
— Эрик, — выдохнула она, прильнув к мужчине, носом уткнувшись в его грудь. Он обнял её до того бережно, словно боялся сломать. — Ты столько боли мне причинил. Хочешь так же поступить и с малышом? К сожалению, я знаю, как тяжело жить без папы.
— Господи, Изабель…
— Ты ведь даже не задумался об этом? — она мягко улыбнулась. — Глупый.
Эрик не ответил, лишь поцеловал девушку в лоб, не выпуская из объятий.
— Милый, — девушка вздохнула, закрыв глаза. — Я до костей продрогла.
— Да… сейчас…
Он взял подсвечник с тремя свечками и на негнущихся ногах вывел Изабель из морга. Стоило тяжёлой двери закрыться у неё за спиной, как девушка облегчённо выдохнула.
Наконец-то. Смогла. Выбралась. Вытащила. Обманула. По крайней мере, смогла выкрасть его из могилы, из холодных рук смерти.
Но не из когтей Призрака Оперы.
Ещё нет.
Они вернулись в его обустроенные комнаты — такие тёплые, такие уютные и такие знакомые. Не говоря ни слова, Эрик накрыл её своим тяжёлым плащом, подошёл к камину, растопил его.
Изабель наблюдала за каждым действием мужчины.
Она так любила его мрачное жилище.
Она так сильно ненавидела его.
Каждый проведённый здесь день был полон покоя, тишины, умиротворения и безопасности. Словно жизнь пластиковых фигурок в стеклянном шаре.
Настало время его разбить.
Освободить Эрика.
Не допустить, чтобы он снова вернулся в свою подземную гробницу.
— Хороший мой, — она улыбнулась, взяв за ручку старинный стеклянный фонарь с корпусом из бронзы. — Знаешь, что мне больше всего в тебе нравится?
Он не успел ответить. Размахнувшись, девушка разбила фонарь об стол. Прозрачная жидкость растеклась по ковру, шкафу, бумагам, попала на диван. Комнату наполнил резкий запах керосина.
— Твоя старомодность.
Эрик рванул к ней, но было слишком поздно. Изабель схватила подсвечник, бросила в керосин горящие свечи.
Пламя ярко вспыхнуло, обдав девушку жаром. Эрик в ужасе отпрянул, невольно закрыв шрам на лице рукой. Сухая мебель, книги, партитуры, ковры быстро занялись огнём, загорелись с сухим треском.
Огонь взревел, высекал искры, пускал чёрный дым.
— Изабель!
— Раз не можешь жить со мной, — произнесла она, и по её лицу потекли слёзы, — так умри со мной!
Эрик заскрежетал зубами.
Пламя пожирало всё, что он так долго, так кропотливо создавал.
И, улыбаясь, Изабель расправила руки в стороны, позволяя огню поглотить себя.
Глава 34
Гаскон не спешил уходить из театра.