Он поднёс ладонь Изабель к губам, поцеловал костяшки пальцев, потом коснулся губами запястья, предплечья. Его поцелуи были воздушными, невесомыми, но девушка всё равно вздрагивала, словно они оставляли ожоги.
— Эрик, — выдохнула она, — не беспокойся, я тебя и без комплиментов возненавижу.
Она обернулась, встретилась взглядом с мужчиной. Его губы были так близко к её губам, что она ощущала их жар.
— Вот как? — он улыбнулся, прильнув к девушке. — Что ж, ненавидь меня. Истово, самозабвенно, пылко. Скандаль со мной, разрушай меня, стирай в порошок. Скрывай за яростью обожание.
Изабель прерывисто вздохнула, когда объятия Эрика стали до боли тесными, крепкими, из которых было невозможно выбраться. Впрочем, девушка и не пыталась. Робко улыбаясь, она игриво принялась водить пальцем по груди мужчины — по тому месту, где под рубашкой у него был ожог.
— Ты ведь даже не скрываешь, что тебе понравилось наше… «примирение».
— Я бы повторил.
— Эрик! — девушка вспыхнула. — Премьера состоялась! Ты уже не оправдаешь свою пошлость волнением!
— Но разве из нас двоих сейчас именно я вспомнил о вчерашнем? — с этими словами он коснулся губами её виска. — Изабель… рядом с тобой мне так хочется быть живым.
Девушка прижалась к его груди, закрыв глаза.
— Я бы тоже повторила, — шепнула она, сгорая от стыда, стискивая его фрак на спине. — Но не раньше, чем ты мне расскажешь про Бал.
В ответ Эрик замолчал, замер, какое-то время глядя в пустоту перед собой.
— Да… именно для этого мы здесь.
Изабель взглянула на него. Эрик побледнел, его взгляд стал мрачнее и злее, но в его лице не было того же ужаса, что девушка видела в поместье де Валуа.
И, если задуматься, ни одно преступление не вызывало у него страха. Только слепую ярость.
— Пьер и Гаскон долго расспрашивали о пожаре, — он закрыл глаза. — Сам не знаю, как рассказал им. Должно быть, я был в бреду. Впрочем, неважно. Как сейчас помню, что Гаскон в тот день курил одну сигарету за одной, а Пьер… Пьер всегда был импульсивен. Он в ярости врезал кулаком по стене и рассёк себе руку до крови.
Слушая его, Изабель прильнула к его груди, ухом прижавшись к области сердца. Обычно его ровный пульс успокаивал девушку, но сейчас оно билось с такой силой, будто давний гнев разрывал его на части.
— Я знал, как поступить с Леру, — Эрик мягко перебирал пальцами её кудри. — Сначала я хотел лишить его семьи, довести его до отчаяния, свести с ума. А потом… а потом изуродовать. Неважно, как: огнём, кислотой, ножом или инъекциями — плевать! Я засыпал с желанием уничтожить его так же, как он уничтожил меня, — он прерывисто вздохнул. — Но Луи всегда был слабохарактерным хлюпиком.
Изабель зажмурилась, крепче обняв его. До неё не доходили новости о трагедии семьи Валуа, она ничего не помнила о самом Эрике, когда он был на пике славы.
Но про самоубийство Луи Леру она прекрасно знала. Его вздувшееся, распухшее тело выловили из Сены неподалёку от университета, в котором училась девушка.
Вид утопленника так впечатлил её, что в тот же день она села за либретто для своей «Терезы Ракен».
Эрик ненадолго умолк, оглядывая свою гримёрную.
— После моей смерти, — голос Эрика звучал глухо. Он медленно приближался к той точке, когда эмоции начинали душить его, сдавливали горло, отнимали дар речи. — Пьер пригласил Луи в Lacroix. Opéra Garnier был на долгое время закрыт из-за инцидента с люстрой. Руководство не вылезало из судов с родственниками погибших, да и… в театре на год был объявлен траур из-за трагедии. Они до конца так и не восстановили свою репутацию.
Изабель нахмурилась. От одного названия Opéra Garnier перед мысленным взором воскресало бледное, окровавленное лицо Блеза Бувье с зияющей дырой во лбу.
Ей не было жаль нахального журналиста, она не проронила по нему ни слезинки.
Но картина смерти навсегда была выжжена у неё на сетчатке глаз.
— Ты их разорил, — выдохнула девушка.
— Да, — ответил он, гладя её по спине и затылку. — Но мне не жаль. После гибели отца и матери театр лишился души и сердца.
Эрик стиснул зубы, напрягся. Его горло сдавил болезненный спазм.
— Opéra Garnier лишился ещё и тебя, — девушка прильнула к мужчине, обнимая его за плечи. — Прекрати принижать свои таланты.
— Да, — хмыкнул Эрик. — Как я мог забыть, что театр остался без страшного, как смерть, Носферату?
Изабель несильно стукнула его кулаком.
— Ладно-ладно. Гуинплена.
— Ты не смеёшься.
— Как и он.
Изабель нахмурилась, встретившись с ним взглядом. Эрик справился с эмоциями и сейчас невесело улыбался. В его карих глазах девушка видела глубокую, давнюю печаль.
Он не хотел рассказывать о последующих событиях.
Но должен был.
— Моя гримёрка перешла Луи, — выдохнул Эрик, кивком указав на туалетный столик. — О, видела бы ты, как этот ублюдок… как он… как он был счастлив.
Последние слова дались ему с трудом. Закрыв глаза, мужчина выпустил девушку из объятий, отпрянул, прислонился спиной к стене и провёл ладонью по лицу. В который раз он поморщился, не обнаружив на нём маски.
Эрик тяжело дышал, закрыв глаза, пытаясь успокоиться.