Невеста рока. Книга вторая

— Вообще-то дела довольно скверны. В этом году уже имели место серьезные бунты.

— Так чем же можно вылечить эти гнойники?

— Пока я не могу ответить, — проговорил он, нахмурившись. — Как и мой лидер, я отношусь глубоко сочувственно к бедным и угнетенным. И мне хотелось бы проводить политику, в результате которой предоставлялось хотя бы некое подобие социальной помощи этим несчастным людям.

Ее сердце смягчилось от таких слов.

— Я полностью согласна с вами. Мне больно видеть и слышать тех, кто вынужден просить подаяние на хлеб для своей голодающей семьи, в то время как женщины, подобные мне, увешаны вот этим… — Она коснулась бриллиантового ожерелья, украшающего ее шею, а затем диадемы, венчающей высокую прическу.

Доминика восхитили ее слова и изящное движение длинных тонких пальцев. Он улыбнулся.

— Нет, нет… вы имеете право на ваши драгоценности… они вам очень идут. Увы, проблему занятости нашего населения нельзя разрешить, продавая горстями бриллианты… даже если вы раздадите все свои драгоценности бедным и нуждающимся.

— Тем не менее я часто чувствую, что недостойна своих привилегий. Я не заслужила их.

— Да, редко можно встретить женщину, которая утруждает себя мыслями о том, что лежит под поверхностью жизни, Шарлотта.

— Я очень много времени провожу в размышлениях, Доминик.

— Вы всегда это делали… еще будучи совсем ребенком. Хотя вы и сейчас для меня ребенок, — улыбнулся он.

— Со своими собственными детьми, — улыбнулась она в ответ и тяжело вздохнула.

— Как бы ни складывалась ваша судьба, вы неизменно будете интересовать меня.

И снова неловкость сковала их. Они молча разглядывали друг друга. Шарлотта чувствовала себя так, словно мощная волна прилива обрушилась на ее душу и понесла ее, оторвав от всего остального на земле, кроме единственного человека — того, кто сейчас сидел рядом с ней. «В его глазах горит неиссякаемый огонь», — подумала она. Вся Англия знала о магнетизме личности Ануина, равно как о его несокрушимой логике и проницательном уме, из-за чего он приобрел огромный авторитет и уважение среди остальных членов Парламента. Хотя Доминик был непримирим, язвителен и даже безжалостен в своих атаках на тех, кто открыто противостоял его идеям.

Шарлотту вдруг охватило странное чувство: ей хотелось любить и быть любимой таким человеком; хотелось быть его женой и матерью его детей. Сравнение его с Вивианом было явно не в пользу человека, с которым она связана брачными узами. При мысли об этом Шарлотта испытала едва ли не презрение к себе. Она сильно побледнела и замолчала.

Он заметил изменение в настроении Шарлотты и попытался подбодрить ее, внести в их общение дружескую непринужденность, но тщетно. Он тоже страшно сожалел о том, что обязан навсегда запретить себе даже мысль о том, чтобы ухаживать за такой женщиной, как Шарлотта, и победить ее. Впервые после смерти его любимой Доротеи он ясно понял, что остро нуждается в женском утешении, в доме, семье, детях — во всем, что он поменял на карьеру политика. Однако он тут же приказал себе вернуться в ту сферу где не может вращаться Шарлотта Чейс и где нет места сантиментам.

— Ладно, наверное, вам все это показалось утомительными и тяжеловесными материями, — произнес он, стараясь говорить как можно веселее, хотя никогда еще не был так далек от веселья. — Давайте-ка лучше вернемся в бальную залу. Постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы убедить вас, что я умею и танцевать, в конце концов. Вы предоставите мне такую возможность?

— Как вам угодно, — проговорила она, поднимаясь.

Конечно, он предпочел бы остаться с ней здесь, в оранжерее, наедине, слушать ее и наблюдать за ней. Однако он больше не верил в свое самообладание, и это пугало его, человека, гордившегося тем, что он ничего не боится.

Когда они вышли из тихой благоухающей оранжереи и вновь очутились в шумной суетливой толпе, он осторожно обнял Шарлотту за талию и повел в круг вальсирующих, ощутив весьма тревожное волнение. Она почувствовала то же самое, когда оперлась на его руку.

Они начали танцевать. Никогда еще Шарлотта не видела такого взгляда: Доминик не мог оторвать от нее очарованных глаз. Они словно были одни в этой огромной толпе. Что-то неудержимое и непостижимое притягивало их друг к другу.

Ему страстно хотелось крепче обнять ее. Они пристально смотрели друг на друга, словно стараясь продлить это мгновение, которое вскоре минует. И продолжали танцевать спокойно и с достоинством, как того требовали приличия. Однако, когда вальс закончился, Шарлотта вся дрожала. Доминик провел по повлажневшему лбу батистовым носовым платком.

Затем они направились к выходу из залы. Выходя, они заметили, что через толпу в их сторону направляется высокий светловолосый мужчина в безупречно сшитом фраке. Доминик резко остановился, его мускулы напряглись. Он сразу узнал Вивиана Чейса, несмотря на то, что тот располнел и сейчас носил длинные завитые усы и бакенбарды, только что вошедшие в моду.

— Лорд Чейс! — воскликнул он.