Невеста с миллионами

Час спустя Ричард оказался в объятиях отца. У себя дома мистер Эверетт, по настоянию Бюхтинга, сказал, что намерен отправиться за город, и по этой причине никто не обратил внимания на его отсутствие в течение целого дня. Весь день мистер Эверетт, счастье которого не поддается описанию, провел с Ричардом и Дантесом.

Вечером того же дня мистер Бюхтинг по своему обыкновению провожал дочь до ее спальни. На прощание он поцеловал ее как-то особенно нежно.

— Глаза у тебя сегодня просто светятся, отец, — сказала Элиза. — Знаешь, любой молодой позавидовал бы, пожалуй, этому блеску!

— Даже Ричард? — негромко спросил он.

Она вздрогнула. Сердце подсказало ей, что должна существовать какая-то связь между этим необычным блеском глаз отца и именем, которое только что, в нарушение установившейся традиции, слетело с его губ. Она молча взглянула на него.

— Помнишь, вчера ты была уверена, что видела его, — прошептал мистер Бюхтинг. — У тебя, скорей всего, было какое-то предчувствие! Я уже потерял всякую надежду, но сегодня узнал кое-что, и это снова позволяет надеяться. Не исключено, что его письма пропали. И все же, Элиза, тебе не следует ни словом обмолвиться об этой, может быть безрассудной, надежде ни с кем, даже с матерью! Вообще-то мне не следовало говорить тебе об этом…

— Нет, нет, отец! — страстно выдохнула она, приблизивши губы к самому его уху. — Не жалей, что сказал мне, — ты утешил меня. Я хочу надеяться, ведь я всегда надеялась. Я скорее умру, чем расстанусь с надеждой на скорую встречу!

— Полно, дитя мое! — прошептал мистер Бюхтинг. — Желаю тебе сладостных снов!

Она поднесла к губам его руку, глядя с выражением неизъяснимой любви и благодарности, и прошла, вся в мечтах, к себе в спальню.

Миновала неделя. Настроение у Ральфа Петтоу было не из лучших. От его проницательного взгляда, еще больше обостренного подозрительностью и недоверчивостью к окружающим, не укрылось, что все те, с кем он общался и к кому проявлял интерес, переменили свое отношение к нему.

Прежде всего Джорджиана. От ужасного удара, нанесенного ей разоблачениями незнакомки, она, правда, вскоре оправилась. Гордость не позволяла ей верить, что все услышанное — правда. Девица, сбежавшая от графа Цендерштейна — если это было верно, — чтобы броситься в объятия Буту, не заслуживала ни малейшего доверия. И даже если Ральф говорил Буту или кому-либо другому что-то подобное, это наверняка было шуткой или средством обмануть Бута. Тем не менее то, что она узнала, оставило в ее сердце неизгладимый след. Рассудок неизменно пытался убедить ее, что та незнакомка просто интриганка, преследующая какие-то свои цели: может, даже заполучить Ральфа для себя! Но во всем ее облике, в тоне ее рассказа было нечто такое, что по-прежнему стояло перед мысленным взором леди Джорджианы, по-прежнему звучало в ее ушах! «И все же это правда!» — в отчаянии восклицала она временами, обращаясь к себе самой. Как бы то ни было, в душу леди Джорджианы проник яд, который, несмотря на все доводы разума, призванные обезвредить его, продолжал свое пагубное действие и грозил уничтожить ее.

Как ей было узнать истину? Она сказала Ральфу, что слышала от подруги удивительные вещи о том клубе. Ральф холодно ответил, что ходил туда встречаться со знакомыми политиками и друзьями мятежников — одним словом, в интересах дела; более подробно обсуждать клубные порядки ни он, ни Джорджиана не стали. Впрочем, в глубине души Ральфа обеспокоили намеки возлюбленной. Неужели ей все рассказал Бут? Сам способный на любое предательство, Ральф, разумеется, допускал и измену со стороны актера. Однако тот, как выяснилось, не мог проболтаться, потому что на следующий же день после того памятного вечера в клубе на несколько дней покинул Нью-Йорк, отправившись гастролировать в Бостон. И все же это не слишком волновало капитана Петтоу. Его больше встревожил другой вопрос Джорджианы. В небольшой нью-йоркской газетке, которая публиковала преимущественно городские сплетни и пользовалась большой популярностью в высшем обществе, вновь появился намек на то, что на днях капитана Петтоу видели на главной улице в сопровождении прекрасной мисс Элизы. Леди Джорджиана с улыбкой — что это была за странная улыбка! — показала ему заметку, спросив при этом:

— Кто из твоих друзей во что бы то ни стало стремится женить тебя на «невесте с миллионами» и публикует такие вещи в газете?

— Какой-то идиот! — отрезал Ральф, обескураженный необычной улыбкой Джорджианы.

— Ну, разумеется, идиот, так и скажи ему! — ответила леди Блэкбелл. — Ведь, если тебя будут считать возлюбленным мисс Элизы, а впоследствии обнаружится, что ты получил отказ, тебе станет неловко!

В словах любовницы Ральф уловил что-то похожее на подозрение, и в то же время в них звучало нечто, напоминающее скрытую угрозу. Откуда у Джорджианы, еще неделю назад так привязанной к нему, такой доверчивой, воспринимавшей каждое его слово как непреложную истину, вдруг возникли подобные сомнения? Что ему надлежит делать, чтобы отвести грозу, готовую надвинуться с этой стороны?