— Если не поставить новые экраны, ташерское лето будет несильно отличаться от зимы. А ночь от дня…
Как в тумане я слушала вздохи леди Кетрисс и тяжелые шаги молодого воина. Все будто бы происходило не здесь, не со мной. Где-то очень далеко, в вязкости небытия.
Дверь герцогской спальни отворилась, и я нырнула в тень за погасшей чашей. Я пока еще помнила, что жена «не того Эквенора». И не имею права вытрясать из целителя крупицы бесценной информации.
В свете проема было видно, как Хари смачивает в тазике полотенце и стирает что-то с шеи Нетфорда. Герцог лежал на подушке с закрытыми глазами и негромко постанывал.
Сир Эверхар кружил над постелью, разматывая на пальцах черную повязку. Зачем-то в итоге положил ее на Нетфорда, закрыв верхнюю половину лица до кончика носа. Наконец целитель изволил покинуть комнату и подойти к леди Кет.
— Как я и говорил, тяжелое отравление мраком. Словно он испил не из той л-лужи… Ран-нений н-нет, — запинался Эверхар, заставляя мое сердце стучать все громче. — Ей В-варху, словно п-проклятие богов.
— Он придет в себя?
— Вне всяких сомнений, ваша светлость, — покивал лысый лекарь, вытирая полотенцем руки. — Пока у сира Нетфорда нет ни слуха, ни зрения, но со временем все вернется. Хотя точного срока никто не скажет.
— А остальные чувства?
— Все д-должно быть на месте, — тяжело вздохнул Эверхар. — Я дал ему сильное успокоительное. Его светлость метались и могли себе навредить. А у меня нет возможности объяснить ему, что с ним. Он… не видит, — целитель обреченно развел руками. — И не слышит.
Бросив тоскливый взгляд на Хари, купающую в тазике новую тряпку, я отвернулась и поплелась к себе. В пустую спальню. По пути молилась всем богам, и северным, и южным, чтобы Эйдану Красивому не пришло в голову заявиться в нее сегодня. Потому что все мои преступные, запретные мысли были сейчас с другим Эквенором.
Сир Нетфорд выглядел таким уязвимым на той подушке! Таким внезапно слабым, растерянным… Разве мог этот камень, этот лед, этот сгусток силы, мужества и благородства, подпустить к себе мрак? Разве мог позволить себя ранить?
Маленькая ташка, чудом не отморозившая себе хвостик на заиндевелом подоконнике, билась в створки моего окна. Я впустила малышку, и она заметалась над кроватью.
К крошечной садовой птичке была примотана свернутая бумажка, а на серые крылья налипла розовая шерсть. Едва я отцепила записку, ташка будто бы пришла в себя. Встрепенулась, клюнула остатки утреннего печенья с подноса и унеслась в темноту.
Бумага содержала всего два слова, написанные корявым детским почерком:
Каким-то неизвестным науке чувством я поняла, что имеет в виду девочка. Знаю ли я, что случилось с сиром Нетфордом? Наверняка нелла Фонтиера решила уберечь черноглазое дитя от страшного известия.
Чувствуя себя обязанной тому дому, я снова накинула плащ и под покровом вечера выбралась из замка. Быстро дошла до конюшни, в которой неистово бился Айк, сопротивляясь попыткам конюха его расседлать.
В доме было нервно, напряженно. Талия не спала и отказывалась пить успокаивающие взвары. Пытала черным взглядом неллу, заламывала крошечные ручки.
— Что с ним? Я видела тучу, предвестницу беды! Я слышу плач Айка… Но мне никто ничего… — она ухватила меня за отвороты плаща, подтянула лицом к себе и цепко заглянула в глаза. — Ты знаешь?
— Талли, успокойся. Послушай…
— Я лучше посмотрю, — ее зрачки сверкнули, и меня затянуло в темный омут.
Почти сразу же мутный взгляд девочки меня отпустил, и Талия без сил осела на пол.
— Он… он такой… Ох!..
Она словно в душу мою заглянула. И все до последней капельки мыслей прочла.
Я ни разу не спрашивала, что связывает девочку и сира Нетфорда. Понимала, что опекает он ее неспроста: возможно, знал ее мать или отца. В третью Великую ночь он успокаивал Талию так искренне, так заботливо… Хотелось бы мне, чтобы сейчас кто-то так же успокоил меня. И объяснил бы, что делать дальше.
— С ним все будет хорошо, — пообещала я Талии, подхватила ее на руки и потащила в спальню.
Уложила на постель и накрыла дрожащее, обмякшее от переизбытка эмоций тело плотным одеялом. Девочка судорожно сжала в кулачке оберег из травок, перьев и розовой шерсти. Всхлипнула, уткнулась крошечным носом в подушку.
Размазав по щеке невольную слезу, я погладила Талию по чернявой голове. Посчитала своим долгом побыть с ней, охраняя покой, как она когда-то охраняла мой.
— Ему бы тоже… тоже хотелось… чтобы кто-то погладил… по голове… — пробормотала она в полубреду, отчаянно шмыгая. — Он ведь совсем один. Так давно один.
— Я схожу. Я поглажу, — пообещала ей шепотом, но девочка уже спала.
Это была совсем не та спальня, в которой мне стоило находиться в столь поздний час. Гракс, да мне и в ранний-то тут находиться было не положено!
Огонь в стенных чашах уже погасили: раз герцог не видит и не слышит, то и свет ему ни к чему. Я осторожно прикрыла дверь и пошла на звук размеренных вдохов. Сир Эверхар дал Нетфорду сильное успокоительное снадобье, и тот должен был крепко спать до утра.