Невеста Серебряного дракона

А сделать это можно было только одним способом - заставив этого ублюдка прийти самому. Сделать так, чтобы его поганые мозги закоротило. И тут пригодились их с Ш’Иреном дебаты. Как говорил дьявол в одном известном голливудском фильме: «Тщеславие - мой любимый грех». И мой - тоже. Я хотел бы сказать, что Лакс собирался влететь в мой офис и устроить мне демонстрацию своего Дара, а заодно - напомнить о нашем «договоре» и опозорить на весь лунный мир, но это не так. Единственное, чего жаждало его уязвленное эго и разбитая гордость - указать, где мое место. Поэтому его мозги не работали. Ни капли. И поэтому он сам примчался к моему офису.

Где его уже ждали, «оприходовали» и увезли в неизвестном направлении.

А когда завтра ко мне явятся полицейские и попросят предъявить им записи камер слежения, то увидят, что как раз тогда, как раз в те пять минут, служба безопасности проводила плановую перезагрузку систем - и камеры, увы, были выключены. И во всех прошлых записях они увидят аналогичные проверки каждые полгода, в тот же день, в то же время.

Комар носа не подточит.

И уж тем более никому и в голову не взбредет искать связь между мной - бывшим неудавшимся политиком - и вдовой-отшельницей, эксцентричной миллионершей и одиночкой. При всем желании, но цепочку, которая могла бы нас связывать, составить еще сложнее, чем провести логическую связь между словами «Вселенная» и «криль».

Когда мы заходим в маленький кабинет с потрескавшимися стенами и парой диванчиков, Лакса пихают на один из них. Он так обескуражен, что даже не сопротивляется - только безумно вращает глазам и изредка щурится, как будто пытается навести резкость зрения. Неудивительно, после такого-то хука правой.

— Что я… - мямлит Лакс, но остаток фразы тонет в сухом лающем кашле.

Никто из нас не спешит ему помогать. Я шкурой чувствую, что нас с лунницей в эту минуту связывает молчаливое и почти приятное чувство понимания того, как одна тварь, которая не должна топтать землю, уже начинает испытывать боль и страдания.

— Что происходит?! - наконец, выплевывает Лакс, и его слова действительно похожи на противный собачий лай. Так бывает, когда пес слишком долго лает, а хозяин не делает ничего, чтобы успокоить животное, и под конец животное лает как на издыхании. - Ты?!

Его взгляд устремляется на меня, и на лице проскальзывает что-то, что я назвал бы тяжелой мыслительной деятельностью, попытками найти и прощупать связь между им, мной, дорогой в багажнике автомобиля и женщиной, которая едва не выбила ему зубы. И если первая часть цепочки понятная и лежит на поверхности, то с Мад’ой он явно теряется.

— Привет, Лакс, - пытаюсь изображать агрессивное дружелюбие, но оно получается слишком агрессивное. Лакс даже пытается пятится назад, насколько это вообще возможно, сидя на диване. - Как видишь, наша встреча состоялась.

— Я не понимаю, что происходит, - снова, словно заевшая пластинка, повторяет он. - Кто эта сумасшедшая и почему она…

Я успеваю заметить взмах руки лунницы.

Честно говоря, я мог бы успеть ее остановить, просто сделав шаг вперед и перекрыв траекторию удара плечом. Но я не хочу. Сильнее, чем я сам хочу оторвать ему руки и ноги, это хочет сделать она, но из нас двоих, пожалуй, даже в моем испепеленном злостью чувстве сострадания еще осталось что-то живое. А вот у нее - вряд ли. Поэтому, хоть я и физически сильнее, ее удар доставляет ему больше страданий, потом что задевает больше и глубже, до самой гордости и немощности.

Когда Мад’а бьет его нова и снова, словно видит перед собой не человека, а тренировочный боксерский снаряд, я просто наблюдаю за всем этим. Без эмоций. Без жалости. Лишь изредка отмечая, что голова Лакса начинает беспомощно «кататься» назад на тонкой и сухой шее. И что если лунница не умерит пыл в ближайшее время - Лаксу будет очень тяжело выбраться из этой передряги живым. Не то, чтобы меня это заботило, но до определенного момента, о котором мы договорились заранее, я бы предпочел видеть этого ублюдка хотя бы условно живым.

К счастью, Мад’а останавливается сама. И быстро отступает, как будто осознает, что если задержится рядом еще хоть на секунду - последствия могут быть необратимыми.

— Вот, - протягиваю ей свой носовой платок, когда она потирает запястье - и на сбитых костяшках отчетливо проступает следы крови.

— Благодарю. - Она быстро перевязывает ладонь, пару раз сжимает и разжимает пальцы. - Простите, юноша. Я… слишком долго этого ждала.

Понимающе киваю - и какое-то время мы оба смотрим на стонущего Лакса, нос и рот которого заливает темная слюна. Отвратная картина - в других обстоятельствах я не нашел бы в ней ничего радующего глаз, но сейчас она будит во мне определенное низменное ликование.

Через пару минут Лакс все-таки возвращает силы и кое-как удерживает голову вертикально, пытаясь рассмотреть нас заплывшими в свежих синяках глазами. При этом его лицо так кривится, будто вместо двух людей подонок видит всадников апокалипсиса. Что, впрочем, лично для него может быть чем-то из одной стихии.