– Гадания – это не по части медицины. Это колдовство, магия, – пожал плечами его собеседник.
– Вот, вот, вот! Колдовство! Именно это мне и нужно! Вы известны тем, что варили свои снадобья Бог знает из чего. Как знать, может, неизвестным образом вы и сгубили Петра Викентьевича с помощью своих непонятных лекарств, кои, вероятно, можно применить как на пользу, так и во вред, а?
– Зачем, зачем мне изводить безобидного юношу, который даже дурного слова мне не сказал, всегда деликатный, всегда приветливый. Зачем? Зачем мне доставлять горе его отцу, который приютил меня в своем доме, искреннее пытался помочь мне снова наладить мою беспутную жизнь? И ведь это уже почти случилось, если бы ваши молодцы не ухватили меня на краю трапа!
Северов говорил почти без эмоций, даже чуть отвернувшись от следователя, глядя в окно. Его интонация, обреченная поза, сутулые плечи – все свидетельствовало о том, что он не будет яростно защищаться, но и не будет помогать искать преступника.
– Что было в ответной телеграмме, которую вы послали Соболеву?
– К великому сожалению, я вынужден был написать правду, правду о том, что не в состоянии помочь Петру.
– Так все же, что, по вашему мнению, могло стать причиной болезни?
Северов долго молчал, так долго, что Сердюков решил – он больше не собирается отвечать.
– Послушайте, доктор, я понимаю, что ваша непростая жизнь многое изменила в представлении об окружающем мире, об отношениях людей. Но мне почему-то кажется, что в вас не изменилось главное. Отношение к своему долгу, долгу врача, который должен всегда помнить об интересах пациента, пусть даже и мертвого!
Сердюкову показалось, что тень сомнения промелькнула на лице Северова.
– Послушайте, я не хочу вас пугать, – продолжал следователь, – но вы должны понимать, что можете оказаться подозреваемым в убийстве или соучастником.
– Вы правильно подметили, господин полицейский, что я еще не утратил человеческого облика, хотя одно время жил и среди зверей, и среди людей, которые сродни зверям. Я клянусь вам… А, впрочем, к чему это все… Все клятвы – фарс! – Он опять обреченно махнул рукой. – Я не убивал молодого Соболева и не помогал никому убивать его…
– Но кто-то, быть может, воспользовался вашими препаратами? – воскликнул Сердюков, и в глазах его полыхнул огонь.
– Может быть, – с расстановкой произнес Северов.
– Какими? Ведь вы наверняка думали об этом, ведь думали же? – Следователь навис над сидевшим собеседником, словно цапля над лягушкой.
– Я сейчас затрудняюсь сказать вам. Позже. Мне необходимо еще раз свериться со своими записями и каталогами. – Северов с опаской попытался отодвинуться от полицейского.
– Что ж, мы вместе отправимся на дачу к Соболеву, и там вы сверитесь, все обдумаете и расскажете мне о своих выводах. – Сердюков вернулся за стол.
– Могу ли я видеть господина профессора, чтобы выразить ему свое глубочайшее соболезнование? – тихо и по-прежнему безучастно спросил Северов.
– Я извещу Соболева о вашем приезде и желании его навестить. Он болен и, думаю, не рад будет вас видеть, коли вы ему не помогли.
– Может, и так, – Северов вздохнул и снова уставился в окно, словно весь этот разговор его не трогал.
Через несколько дней нанятый экипаж, в котором поместились Сердюков, Северов и еще двое полицейских, остановился у опустевшей дачи. Пышный сад встретил гостей радостным шумом ветвей. Еще цвели последние цветы, а деревья медленно меняли зеленый наряд на разноцветный. В такую пору многие еще живут по дачам, хотя и ночи уже холодные, и в доме стыло, приходится топить печь. Но уж больно чудная пора! Прекрасное увядание, как дамочка годов эдак в сорок пять!
Сердюков вздохнул свежий воздух, и легкие его тотчас же наполнились ароматом сена, пожухлой листвы, догорающей астры. В угаре городской жизни он иногда не видел, как лето сменяет осень, приходит зима, подступает весна и снова лето. Служба, служба, каждый день, изо дня в день. Жизнь летела мимо без оглядки, как литерный поезд, не притормаживая…
Дворник, он же садовник, открыл дверь и впустил непрошеных гостей.
– Вчерась, вчерась барин прислал телеграмму! Приказывал впустить и все, что господа пожелают увидеть, показать. С чего изволите начать, ваше высокоблагородие?
– А вот мы с комнаты доктора Северова, пожалуй, и начнем!
Приехавшие потоптались в прихожей и двинулись к Северову.
– А тебя-то я, батюшка, не приметиё сразу-то! – удивился дворник, гёядя на Северова. – Забыё маёенько, да и вижу плоховато. Тут для тебя сверточек, тоже почтальон принес.
Дворник зашаркал куда-то и через несколько минут явился с пакетом, обернутым в плотную почтовую бумагу, на которой значился адрес дачи и адресат – Северов. Доктор с удивлением взял пакет, повертел его в руках и вопросительно посмотрел на следователя.
– Ну уж вы, сударь, меня сатрапом-то не считайте! Это только студенты да нигилисты видят в полиции единственно душителей свободы да прав человеческих! – ухмыльнулся следователь. – Вам пакет, вы его и вскрывайте, а уж потом я попрошу у вас дозволения полюбопытствовать о его содержимом.