Невеста Сфинкса

– Понимаю ваши опасения, и, поверьте, что мне проку порочить вас без нужды в глазах дяди? К тому же, я надеюсь, что ваши опасения быть разоблаченным помогут нам найти взаимное согласие на пути поиска преступника. Как вы догадываетесь, в свете происшедших событий именно вы можете являться главным подозреваемым, хотя я признаю, что строить обвинения, опираясь на странные фотографии, абсурдно. Впрочем, для истины нет преград! – добавил Сердюков с некоторым пафосом.

Последние слова окончательно доконали Когтищева. Он обхватил лысину руками и стал раскачиваться из стороны в сторону.

– Черт побери! Как? Как я могу доказать вам, что в моих фотографиях не было злого умысла, что я не планировал смерть Петра и не строил козни тетке? В чем вы подозреваете меня? В том, что я всю жизнь страдал от отсутствия любви, от необходимости доказывать, что я тоже живое существо, достойное внимания и ласки? За что мне убивать Петю? За мои детские страдания?

– Любовь к Зое Федоровне – вовсе не детские страдания, – жестко произнес следователь. Когтищев только усмехнулся.

– Нехорошо так говорить о милой юной даме, но если б я пожелал, я бы мог получить все, совершенно все, еще там, в пустыне. Я это знаю наверняка. Ибо я немного знаком с женщинами, их переменчивыми и непоследовательными натурами. Но я понимал, что Зоя слишком юна, а в таком возрасте романтические герои сродни моему покойному кузену, в самый раз! Это потом к ним приходит понимание всех оттенков любви и чувственности, подобно дегустации дорого вина. И они начинают ценить в мужчине именно мужчину, а не пылкого юношу с романтическими бреднями в голове. Так что нет, я уступил Зою Федоровну без боя, как ни цинично это звучит, зная, что все равно, рано или поздно, наши судьбы пересекутся.

Сердюкова покоробило от откровений Когтищева, он глянул на него с неприязнью.

– Что ж, если вы столь откровенны, то я вполне могу предположить, что история с другой фотографией, той, с голой девицей, все же ваших рук дело.

– Моя откровенность вынужденная. Я защищаюсь от неправедных подозрений. А что до той истории, так я все же подозреваю Серафиму Львовну. В тот день Зоя Федоровна в первый и последний раз пришла в мою мастерскую. Я сделал ее великолепные портреты, и ни один из них не был снят в жанре «ню». Серафима Львовна пришла внезапно. Зоя испугалась, сцена вышла неприличная, словно нас застали за чем-то постыдным. Пока я провожал Зою, Серафима находилась некоторое время в мастерской одна. Времени вполне достаточно, чтобы полюбопытствовать.

– Звучит правдоподобно. Но только зачем ей это?

– Бог ее знает. Но я уверен, что прежде всего она, а не дядя, не желала брака Зои и Пети.

Сердюков встал, слегка хрустнув суставами. Когтищев глядел напряженно, ожидая, что допрос закончен и неприятный гость наконец удалится. Сердюков уже взялся за шляпу, как вдруг оборотился и спросил резким голосом:

– И все же, если фотография Петра Викентьевича повлекла за собой его смерть, то что означают две фигуры, засыпанные песком? Головы госпожи Соболевой и господина Аристова?

Глава 43

На другой день было пасмурно. С утра затянуло, а к обеду стал накрапывать дождик. Точно осенью пахнуло. Неужели так быстро? Да нет же, лето еще в разгаре, все еще впереди. Что случилось вчера? Измена жены, тайные любовные связи? Показалось, что рухнула семейная жизнь? А может, это только дурной сон, затмение души и помрачение сознания? Ведь так бывает. Что, что ты видел? Просто шли рядом по тропе и разошлись в разные стороны. Ни объятий, ни поцелуев, ни примятой травы.

Чего надобно для того, чтобы понять, что любовь ушла? Слова? Их иногда совершенно не требуется. Достаточно взгляда. Да, да, именно взгляды. Взгляды… Тогда, в университете, во время доклада… и теперь, вчера… что она сказала? Розовые платья? Это к чему? Впрочем, раз-другой он и впрямь запрещал ей одеваться в розовое, полагая, что это цвет глупости и наивности. Так что же, за это не любить?

Да нет же, глупый старый баран! Тут дело в ином, не о том она хотела сказать, не о платьях, а о чувстве свободы и собственного достоинства! Ты все время видел в ней маленькую девочку, которую надо учить правильно себя вести в обществе старого умного мужа. А она хотела просто жить и просто любить. Значит, и впрямь не было любви. Не было? Двадцать два года прожить, принимая за любовь покорность и послушание? Матерь Божия!

Соболев метался по комнате, то садился, то вскакивал, теребил седые волосы, которые и без того уже стояли дыбом. Под утро, когда рассвело, он все же устал, прилег и слегка задремал, истомленный переживаниями. Проснулся же поздно, ближе к полудню, от какого-то шума и беготни. От непогоды не осталось и следа, яркое солнце светило в окно, и лучи его рассыпались по паркету. Что за шум? Наверное, молодежь веселится с утра. Надо опять пойти к жене и поговорить с ней начистоту, напрямик. Она не умеет лгать и изворачиваться. Они поговорят, все разъяснится. Страхи и подозрения рассеются.