Почти каждый год у нас в деревне игрались свадьбы, и у каждого их участника, коими являлись все жители, были свои роли в этом событии, поэтому я, увлеченная своей, не особо задумывалась о том, что происходит в это время с невестой. А теперь я была несколько растеряна и с трепетом ожидала, что будет происходить дальше.
Тем временем мы подошли к бане. Тут меня ждала мама. У нее в руках я увидела ткань тонкого полотна — это была рубаха для купания.
Мама смотрела на меня строго, но при этом ее глаза были полны любви, мне даже на секунду показалось, что она готова заплакать, но вместо этого, она улыбнулась и нараспев прочла слова молитвы за невесту — она просила у богов счастливой судьбы для меня, продолжения рода и жизни в достатке и здоровье.
Я невольно посмотрела на небо, ожидая, что сию минуту грань реальности колыхнется и выпустит в мир божество, услышавшее просьбу матери за дочь. Но небо оставалось непоколебимым и, пожалуй, равнодушным.
Старшие женщины расступились, и меня окружили девушки, которые еще не вышли замуж. Они сняли с меня мою одежду и облачили в протянутую мамой почти невесомую сорочку, распустили мне косу и повели внутрь бани. В предбаннике они тоже разделись, оставшись в нижних рубахах, и мы молча вошли в пахнущее травами и горячей древесиной наполненное паром помещение.
Это молчание казалось мне особенным и каким-то торжественным, а потом девушки запели:
«Ой, да ты Верба, да ты Вербушка,
Ой, да ты верба зелена прикудрявая,
Ой, ты, когда взросла, когда выросла?»
И я отвечала:
«Ой, да весной взросла, летом выросла».
Слова пропевались сами собой, сами собой всплывали в моей памяти.
«Ой, да когда ты, зачем рано наклонилася?»
«Ой, да не сама я наклонилася,
Ой, да наклонили меня снеги глубокие,
Снеги глубокие да ветры буйные!
«Ой, да ты дева, дева, ты зачем рано замуж пошла?»
«Ой, да не сама я замуж пошла,
Забрал мое сердце Сокол, мой Сокол сизокрылый!»
При первых звуках песни одна из девушек, а в комнате было так парко, что я даже не поняла, кто именно, зачерпнула ковшом воды и начла лить мне на плечи, я чувствовала только, как горячая, но не обжигающая жидкость стекает сквозь полотно рубашки по моей спине и ногам на пол. Затем каждая из присутствовавших девушек неоднократно обливала меня водой, задавая в песне вопросы о замужестве, женихе и женской доле. А я отвечала снова и снова, но мысли мои блуждали где-то далеко.
Меня омыли сначала горячей водой и отваром из трав, лили на мою кожу молоко и мед, затем вновь омывали водой, терли мое тело докрасна грубыми ивовыми мочалками, снова поливали водой и вспенивали мыло до густой пены. Волосы также натирали травами и желтком, снова и снова полоскали и выкручивали.
Пар, горячая вода, песня, девичьи голоса, запахи трав и мыла смешивались и дробились в моем сознании, и я уже не могла сказать, сколько времени длится обряд. Я будто прибывала на той самой грани реальностей, готовая в каждую секунду соскользнуть в другой мир.
— Он не будет твоим, — внезапно раздалось над ухом, и я дернулась от неожиданности, оглянулась, но в густом пару никого не увидела рядом. Да и кто это мог сказать? Все заняты песней и омовением. Скорее всего, это последствия тяжелой ночи, и мне просто послышалось — решила я, встряхивая головой. Но едва я смогла уговорить себя, что слова померещились мне, тот же голос произнес, — он никогда и не был твоим.
Сердце болезненно сжалось, вмиг стало неспокойно и тоскливо.
Остальные приготовления прошли, как в тумане: ни обрядовых песен, ни ритуальных слов я уже не слышала, точнее — не слушала, а положенные мне речи произносила заученно-монотонно, лишь краем сознания отмечая, что что-то говорю.
Раньше мне казалось, что этот предсвадебный день будет самым волнительным в моей жизни. Глядя на будущих невест, я представляла себя на их месте — в центре внимания, и думала, что у меня также от счастья и нетерпения будет замирать сердце, теперь же я будто вылетела из своего тела и отстраненно следила за происходящим, только подмечая, что все ритуалы соблюдены, и слова сказаны.
В голове крутилась одна фраза: «не твой и не был твоим, и не будет»… О чем она? О том, что мы так и не стали принадлежать друг другу? Но почему и не будет? Мы же завтра заключим союз навечно. Или фраза о том, что он уже чей-то? Уже. До меня.
Что за голос шептал мне на ухо эти слова? Это кто-то из моих подруг, знающих о Соколе что-то большее, чем я? Если да, то кто? Или это неспокойный дух из Прави хочет мне что-то сообщить? Он предупреждает меня или специально тревожит, обманывает, стараясь зародить во мне зерна сомнения в любимом?
Почему я не могу просто отмахнуться от этой фразы, как от надоедливого насекомого, как всегда отмахивалась от любой лжи, в которую не верила. Значит ли это, что я верю голосу?
Я крутила в голове эти мысли и старалась не думать о том, что тревожило еще сильнее — почему Сокол такой опытный? Почему его руки и губы такие умелые, так легко дарят мне удовольствие, столько всего знают о моем теле?
Что же делать?