– Нет, не серьезно. – Катя попыталась высвободить свою руку, зажатую в его огромной сильной кисти. – Это просто такой порыв мимолетный.
– Шок и трепет, – повторил Страшилин.
Он разжал руку. Отпустил.
Катя смотрела на него – вот, вот, вот, это ли – о чем он все время говорил – это ли самое важное? Но нет, нет, нет… да нет же, нет, это невозможно… Никак, потому что… Потому что он ей не нравится. Что она ему может ответить, что дать? И дело вовсе не в его внешности и даже не в его пьянстве… хотя и в этом тоже причина… Между ними такая разница во всем. И такая пропасть… Хотя пока они работали над делом Уфимцева, этой пропасти не замечалось. Но вот она возникла, разверзлась, как провал под ногами.
– Андрей Аркадьевич, я не могу, – сказала она. – Вы очень хороший. Может, самый лучший из всех. Но я не могу… Я замужем, и пусть с мужем у нас все плохо, но мы… но я… мы никак не можем расстаться. Мы пытаемся, каждый по-своему. Но пока не получается. И я не хочу вас обманывать. Я не могу вас обманывать. Не хочу делать вас несчастным.
– А так ты меня счастливым делаешь? – усмехнулся Страшилин и отступил от Кати.
– Мы же так хорошо работали с вами!
– Я все испортил, да? Полез с объяснениями в любви. Но я не сказал, что люблю тебя.
Катя смотрела на него.
– Я не сказал, что люблю. С любовью у меня, наверное, вообще напряг. Шок и трепет – это совсем другое.
– Я не понимаю, Андрей Аркадьевич.
– А я это не могу объяснить. Может, поймешь сама, когда тоже испытаешь однажды. – Он сунул руки в карманы плаща, словно показывая, что ей нечего больше бояться – ни объятий, ни поцелуев не предвидится.
– Я лучше пойду, – сказала Катя. – В этот раз отпраздновать раскрытие дела у нас, наверное, не получится. Но мы ведь еще когда-нибудь поработаем вместе. Вы правда самый лучший следователь, каких я только встречала.
Он ничего ей не ответил. Катя повернулась и пошла по бульвару к переходу. Она хотела поймать там машину, чтобы ехать домой.
Она не оглядывалась и не знала – смотрит ли ей Страшилин вслед. А когда перешла на светофоре и обернулась, то не увидела его на бульваре.
Ей казалось, что она поступила как должно. И уже никогда не станет об этом жалеть. Она даже поздравила себя мысленно с тем, что так удачно и без моральных потерь выскользнула из этой неловкой, действительно неловкой ситуации.
Шок и трепет… не объяснение в любви…
Некоторые вещи происходят помимо нашей воли. Словно легким невидимым крылом они едва касаются нас, и мы даже не ощущаем этого прикосновения, потому что знаков – предвестников грядущих событий не различить. Просто самый обычный октябрьский вечер – сырой и промозглый, мокрые тротуары, огни рекламы, палые листья под ногами на бульварах.
И все.
Нам кажется, что это мы ставим точку в самом конце истории. Но мы ошибаемся, ах ты, чтоб тебя… мы постоянно, непоправимо ошибаемся. Точку в самом конце ставит за нас всегда кто-то другой. И мы понимаем это слишком поздно, когда уже ничего не исправить.
Глава 50
Самое важное
Страшилин приехал домой на Таганку, включил свет в своей пустой квартире. Попугай Палыч дремал, как обычно, нахохлившись, на вешалке и не приветствовал его.
Страшилин снял плащ и прошел на кухню. После бульвара, после того, как они расстались, он не заходил никуда – ни в один бар.
И сейчас его мучила жажда.
А еще он думал – все к лучшему. Эта девушка… Катя… она предназначена не ему. И вообще, они завершили раскрытие убийства, теперь впереди длинный нудный путь официального расследования, горы бумаг.
А Катя…
Нет, не надо думать о ней больше… И мечтать… и желать…
Та их ночь в номере санатория – порознь на расстоянии вытянутой руки.
Страшилин закрыл глаза – ох, дурак, дурак, какой же ты болван…
Андрррррррррррррюша!
Попугай Палыч прилетел на кухню на свет и сел на столешницу – взъерошенный и встрепанный.
Страшилин открыл холодильник, достал бутылку ледяного пива, открыл и с жадностью, точно затерянный в жаркой пустыне, начал пить.
Все к лучшему…
Все к черту…
Катя…
Они не могут быть вместе.
Он этого и не хотел.
Нет, врешь…
Андррррррррррррюша, ты врешь…
Пива показалось мало, и Страшилин достал бутылку коньяка. Он сел за стол. После ледяного пива коньяк обжигал горло.
Сейчас он по своему обыкновению напьется. В этом вся его месть самому себе, вся обида и вся его личная свобода.
Им никогда не быть парой, потому что эта девушка… Катя… для него она недосягаема, хотя они и работали вместе и катались в одной машине, и разговаривали, и спорили, и обедали вместе и даже провели ночь порознь на расстоянии вытянутой руки.
Страшилин налил себе еще коньяка.
«Я проживу и так, – подумал он, – жил же я до этого…»
В темной квартире внезапно зазвонил телефон, потом умолк – кто-то явно ошибся. Так подумал Страшилин. Он решил проверить автоответчик – дома-то почти не бывал все эти дни.