Послужить. Ни во сне, ни в бреду он такого не видел…
— О да! — мастер-корабел улыбнулся. — Так он, выходит, никого не посвятил в тайну? — Чейн кивнул. — Тогда понятно, почему меня здесь так ждали.
Он повернулся к низкому парапету и снова взглянул ни лес мачт, мерно покачивавшихся в такт биению океанского сердца. Что за болезнь овладела его волей и заставила отдать грозное оружие в руки не просто недостойного человека, но к тому же и наделенного властью? Как он мог не подумать о том, что последует за его глупой выходкой?
И теперь уже ничего нельзя исправить.
— Знаешь, Чейн… я все эти годы думал лишь об одном: каким останется мое имя в памяти людей — если вообще останется? Навигаторы и корабелы, которых я воспитал до тебя, — их лица и имена отпечатались в моей памяти. Не все, конечно, были столь одаренными, как ты или он, но смею надеяться, им удалось совершить немало полезных дел… Мне бы на этом и остановиться, так нет же! Мне нужен был гениальный ученик, который бы прославился в веках, — а рядом с его именем всегда упоминали бы мое! И теперь я не понимаю, что стало причиной моего поступка — тщеславие или обычная глупость, но итог известен — Эрдан-корабел навсегда останется учителем кровожадного деспота и жестокого тирана. Я дал ему оружие, сильнее которого нет на свете, я был слеп… и мне понадобилось десять лет, чтобы прозреть. Передай… моему ученику… а впрочем, ничего ему не говори!
…шаг за каменный порог.
Чейн что-то кричит, но сквозь шум волн и свист ветра его голос не слышен.
…шаг в бездну.
Крики чаек, блеск воды. Интересно, как его встретит Великий шторм?
…всего один шаг.
Кажется, это уже было?
Солнце с шипением ушло под воду, свет померк.
Волны объяли Аламеду — и его вместе с ней…
Миновало двенадцать дней после их отплытия из безымянной гавани странного острова — Эрдан вознамерился было назвать его островом Двуликой, но передумал. Когда-то там жили люди, когда-то это странное место имело название, и мастер-корабел невольно задумался о том, что подобных секретов в их путешествии будет еще немало. Он присмотрелся к своим спутникам: все до единого заболели той странной хворью, что поражает любого несчастного, осмелившегося взглянуть на старые карты, — в их глазах светилось упрямое желание докопаться до истины любой ценой. Даже Эсме, с тех пор как «Невеста ветра» перестала донимать ее шепотами, повела себя иначе: теперь их разговоры не уходили далеко от «Утренней звезды», и целительница, как он прекрасно видел, в полной мере восприняла от капитана его одержимость поисками древнего сокровища, чем бы оно ни являлось на самом деле.
Мастер-корабел лишь посмеивался, наблюдая со стороны за Эсме и остальными.
Однажды он обмолвился о Двуликой госпоже — и тут же замер в ожидании оклика «Невесты». Ничего не произошло, но Эсме, конечно же, спросила: «Что за госпожа?»