Невесты Шерраби

Как Саймон смел скрыть правду от нее, его законной жены? Как он смел добавить новый шрам к старым, исполосовавшим ее душу?

Оливия только тогда поняла, что в буквальном смысле слова скрежещет зубами, когда сжала кулаки и с силой ударила ими по зеленому сукну письменного стола. Сшиватель и коробочка со скрепками присоединились к тому, что уже валялось на полу.

Шум этого падения заглушил скрип открывшейся за ее спиной двери.

— Так, Оливия. Читаешь мои бумаги? — спросил звучный голос. — Классический случай, когда горшок обзывает чайник черным. Чья бы корова мычала, а, Оливия?

Оливия застыла на месте. Она не слышала, как вошел Саймон, но обязана была ощутить его присутствие, даже если он не говорил бы этим насмешливым тоном, от которого у нее по спине бежали мурашки. Что ж, возможно, горшок действительно обзывал чайник. Сейчас это ее не заботило.

Оливия медленно развернула кресло.

Саймон стоял в середине комнаты, нагнув голову и опустив руки. Видно, он только что заметил царивший здесь хаос.

Она следила за тем, как шок почти сразу сменился неверием, а затем гневом, от которого у Саймона сузились глаза.

— Оливия, — с деланной небрежностью сказал он, — что ты делаешь в моем кабинете, расстроенная, как Риппер, пропустивший утреннюю почту, и окруженная тем, что напоминает последствия налета разъяренных турок?

Как ни странно, злоба Оливии сразу уменьшилась; она боролась с желанием истерически расхохотаться. Но смеяться было нельзя. Потому что смех тут же сменился бы слезами. Гнев был ее единственным спасением от боли, которую Оливия только начинала осознавать. Пока что она чувствовала одно: при виде саркастического лица Саймона в ее сердце вонзилась раскаленная игла.

Удивительно, но то, что он читал ее дневник, теперь потеряло всякое значение. Значение имело лишь одно — он не сказал ей о своем ребенке. Если только в письме была правда.

— Саймон, это правда?

— Что правда? — не моргнув глазом спросил он.

— То, что у тебя есть дочь. — Она пыталась унять дрожь в голосе, который перестал быть похожим на ее собственный.

Саймон не отвечал… и ее злоба постепенно угасала. Когда он так смотрел на нее, Оливия чувствовала себя чем-то отвратительным. Тем, что Риппер выкопал в лесу, принес домой и положил к ногам хозяина. Этот взгляд убивал гнев и превращал его в отчаяние. Потому что в глазах Саймона было что-то непонятное, что-то больное и пугающее, от чего хотелось отвернуться и закрыть лицо руками.

— Ты думаешь, что это правда? — наконец спросил Саймон и сунул руки в карманы.

— Что? Откуда мне знать? Саймон… — Оливия осеклась. Неужели он даже сейчас не мог ответить прямо?

Он пожал плечами.

— Раньше ты не церемонилась с выводами. Но если ты хотела найти это письмо, зачем тебе понадобилось превращать мой кабинет в нечто среднее между свалкой и археологическими раскопками Риппера?

— Ох! — воскликнула Оливия. — Как ты мог? Неужели ты подумал, что я…

— Я не знаю, что думать. Может быть, это извращенная месть за воображаемую обиду. — Он решительно повернулся и закрыл дверь. — Хотя должен признаться, что это не в твоем характере.

— Не в моем? Ты так уверен, что знаешь мой характер? Временами мысль перевернуть все вверх дном казалась мне очень привлекательной? — Она с яростным вызовом ответила на его осуждающий взгляд.

Саймон подошел к окну и уселся на подоконник.

— Оливия, если у тебя не найдется подходящего объяснения всему этому… — Он жестом указал на разоренный кабинет. — Поверь мне, лучше бы оно нашлось.

Оливия посмотрела на мужа с тревогой. Он барабанил пальцами по бедру. Нет, отнюдь не беспорядок в кабинете был причиной того, что их связь лопнула, как старая проволока. Но что бы ни говорил Саймон, она не боялась его. И никогда не будет.

— Надеюсь, ты не угрожаешь мне? — спросила она.

— Я тоже надеюсь… Попробуй начать с этого. — Он уселся поудобнее и показал рукой на пол. — Если тебе было что-то нужно, стоило только попросить.

— Ох! Но я не… — Она остановилась. Ей ничего не было нужно. Но некоторое время назад она задала ему вопрос. Самый главный вопрос, на который он не ответил.

Ее вновь обожгло воспоминание о письме.

Сильвия. Симона. Требование денег.

— Да? — отвлек ее резкий голос Саймона. — Ты что-то сказала?

Оливия закрыла глаза, не в силах видеть этого жестокого, властного человека. Она чувствовала себя так, словно сама была виновата в тягчайшем преступлении.

— Я не громила твой кабинет, — ответила женщина с твердостью, удивившей ее самое. — Это Риппер. Но сейчас важно другое. То, что ты не рассказал мне о Симоне…

— Я сам буду решать, что важно, а что нет, — прервал он.

— Что? — Оливия умолкла, подыскивая подходящие слова. Какое наглое высокомерие! Но в этот миг их взгляды встретились, и она увидела в суровой линии губ Саймона нечто большее, чем высокомерие. Его окаменевший подбородок выдавал едва сдерживаемое напряжение, которое не имело ничего общего с негодованием из-за случившегося в кабинете. Что-то было не так. За этим крылась мучительная загадка, которую она была обязана отгадать, если надеялась когда-нибудь понять своего мужа.