Невесты Шерраби

По стеклу за спиной Саймона струились потоки дождя; из холла доносилось слабое тиканье часов. Она сделала еще одну попытку.

— Саймон, не таись от меня. Пожалуйста. Скажи мне правду. Симона действительно твоя дочь?

Сомневаться не приходилось: на этот раз она добилась своего. Он не стал отвечать ей вопросом на вопрос. Оливия слышала его неровное дыхание, видела углубившиеся морщинки вокруг рта и пальцы, сжавшиеся в кулаки. Он сердится? Или пытается, как всегда, скрыть от нее свои настоящие чувства?

— Саймон… — Желая как-то снять невыносимое напряжение, которое она чувствовала, но не могла объяснить, Оливия невольно протянула к нему руку. Она просила его сказать правду. Господь свидетель, она имела на это право. Но сейчас важнее всего было пробить брешь в стене, которой он отгородился от нее.

Однако вместо того, чтобы принять протянутую ему руку, Саймон встал и повернулся к жене спиной.

— Я никогда не таился от тебя, Оливия. А теперь скажи сама. Эта девочка моя дочь?

Не услышав ответа, он повернулся так стремительно, что Оливия вскочила, готовая защищаться.

— Я не знаю, — сказала она, хватаясь за спинку кресла и глядя на дверь. — Раз ты не хочешь отвечать, наверное, так оно и есть.

Саймон снова уселся на подоконник.

— Что ж, будь по-твоему, — медленно сказал он, снимая с рукава длинный конский волос.

— Саймон, пожалуйста! Если ты скажешь, что она не твоя, я тебе поверю!

Он молчал.

Оливия стиснула спинку кресла.

Если бы она могла взять его за плечи и потрясти. Как она ненавидела его насмешливо сжатый рот и иронический блеск голубых глаз! Почему этот человек не смотрит на нее как при первой встрече, когда он смеялся, дразнил ее и…

Почему комната закружилась, как взбесившееся чертово колесо? Почему у нее подогнулись колени при одной мысли о том, что они с Саймоном больше никогда не будут смеяться вместе? Тут крылось что-то другое. Чувство куда более сильное, чем чувство юмора…

Нет! Это невозможно. Она смотрела на Саймона, похолодев от ужаса. Она вышла за него замуж только ради Джейми…

Ой ли?

Когда его черты стали расплывчатыми, Оливия заставила себя отвернуться и перевела измученный взгляд на картину, висевшую над бюро. На ней был изображен важный мужчина с глазами Саймона. Видимо, предок. Он держал руку на плече сидевшей женщины с младенцем на руках. Все трое улыбались, довольные миром, собой и друг другом. Если бы только они с Саймоном…

И тут на нее словно обрушилась лавина.

Она любит Саймона. И любила почти с самого начала. Понадобилась сегодняшняя катастрофа, чтобы она поняла это. Оливия медленно опустилась в кресло и уронила голову на руки.

Так вот почему она согласилась на его невероятное предложение, вот почему приняла так близко к сердцу его хитрость с дневником… Это не имело бы значения, если бы он любил ее. Так же, как она любит его. Господи, как же она не догадалась об этом раньше?

Оливия подняла голову. Лицо Саймона на фоне серого неба казалось бронзовой маской. Маской с горящими голубыми глазами, смотревшими на нее с выражением, которого она не могла понять. Оливия уперлась руками в крышку стола и с трудом встала.

— Ладно, Саймон, — прошептала она. — Ты не должен ничего говорить мне, если не хочешь. Но пожалуйста…

— Ты права, — ответил он. — Я ничего не должен тебе говорить.

Когда Оливия двинулась к нему, Саймон сложил руки на груди.

Она подошла вплотную и потянулась к его лицу.

Саймон поймал ее запястья и опустил их.

— Нет, — сказал он. — Ты очаровательное развлечение, моя милая. Но сейчас мне не до развлечений. Оливия, нам с тобой пора серьезно поговорить.

— О чем? — спросила она, глядя на него умоляющими глазами. Саймон выглядел таким суровым и неприступным, что дальнейший разговор казался невозможным. Может быть, завтра. Но не сейчас.

— О том, как устроить нашу жизнь, чтобы не причинять друг другу слишком больших неудобств.

О боже! О чем он говорит? О разводе? Теперь, когда она поняла, что любит его?

Но Саймон никогда не хотел любви. Он презирал то, что когда-то назвал мечтами и иллюзиями.

Оливия тяжело вздохнула. Если она сейчас откажется от борьбы за свою мечту, та превратится в пыль.

— Саймон, — начала она, — я…

Она не могла сказать этого. Не могла сказать "я люблю тебя" человеку, смотревшему на нее так, словно она была всего лишь ошибкой, которую он сделал по невнимательности и должен был как можно скорее исправить.

— Я верю тебе, — в конце концов пробормотала она.

Оливия собиралась сказать совсем другое. Но это была правда. Она всегда верила Саймону. Теперь она знала это так же хорошо, как то, что на улице идет дождь, и как то, что Саймон не мог отвергнуть собственного ребенка.

Она попыталась освободить руки, чтобы обнять Саймона и убедить его в том, что любит и верит ему. Однако он взял ее за локоть и вежливо, но решительно повернул к выходу.

— Нет, — сказал Саймон, открывая дверь. — Ты не веришь мне. И никогда не поверишь. Просто тебе удобно быть моей женой. — Он вывел ее в коридор. — Мы продолжим беседу, когда немного успокоимся, не так ли?