Невезение. Сентиментальная повесть

А сейчас я держу мощный аппарат, который Ивану и не снился. Массивный, с сизым воронением. Только Ваня стрелял по мишеням, а мне предстояло проверить свой на мерзавцах, которые искалечили мою жизнь.

Мы с ним дружили до его ухода в армию, где он проходил службу в Одесской спорт-роте. Служилось ему легко, брал призовые места в армейских олимпиадах, часто бывал дома.

Когда приезжал, гулял с девчонками, пил напропалую. На этом наша дружба стала пробуксовывать. Шляться по бабам со школьником-подростком ему было не по чину, но добрые отношения у нас сохранились надолго.

Вспомнилась мелкая деталь. Одна девчонка подарила ему на день рождения новенькую электробритву в кожаном футляре, кажется, «Харьков». Иван хвастал, а я завидовал ему, хотя в седьмом классе будущей щетиной на моем лице даже не пахло. Пройдут годы, я уже отслужу, отучусь в пединституте, дойду до директорской должности, а Ванина бритва не будет давать жизни целому подъезду. Состарилась, несчастная, вместе со своим хозяином, и если тот еще белее — менее скрипел, то изношенный механизм злополучной бритвы так выл при бритье, затеваемом им рано утром, что бедные соседи немедленно вставали и шли на работу. При этом, машинка была столь мощна, что ее дребезжание вызывало мерцание лампочек по всему подъезду, и отчего-то глохли радиоточки, казалось бы ничем с бритвой не связанные. Не открою секрета, если скажу, что соседи, да и автор этих строк, со дня на день томились в ожидании возгорания электропроводки. Пришлось с ним жестко говорить, чтоб он или приобрел себе новую электробритву, или перешел на мокрое бритье с лезвиями. Не помню, чем это закончилось, слава богу, не пожаром.

Судьба его не сложилась. Когда я пришел с армии, Иван, которого демобилизовали за несколько лет до этого, большой спорт уже покинул: алкогольный тремор рук не давал ему шанса на спортивные успехи. Так и не стал он чемпионом страны среди взрослых, навсегда остался в кадетах. Ему удалось устроиться тренером, поступить на заочное отделение Николаевского пединститута, но дела его шли все хуже и хуже.

Жил он с матерью, тетей Мусей, работавшей маляром на заводе Петровского. Добрая женщина, она очень страдала от его пьянства. Ваня постоянно сходился с разными девками-приблудами, в его квартире шла постоянная гульба.

Не выдержав издевательств и пьянки сына, тетя Муся повесилась. Я был на похоронах. Иван шел потерянный, впервые за долгое время трезвый. На кладбище с ним случился психический криз: он стал кричать, рвать на себе рубашку. Ему налили стакан водки, и он, дрожа всем телом, постепенно успокоился. Мне было жалко его, но и брала злость: так безвольно и бездарно распорядиться своей судьбой!

На этом его злоключения на закончились. С работы за алкоголизм выгнали, институт сам по себе испарился. Его принудительно лечили, но он быстро возвращался к прежнему. Когда Иван бушевал, мне приходилось выходить и успокаивать бузотёра. Он быстро сникал и давал уложить себя в кровать. Однажды в период затишья он привел домой наглую уличную девку, которая жила у него месяцами, ни с кем во дворе не здороваясь. Они пили и бушевали вместе, пугая соседей и прохожих.

Однажды его подружка вышла на балкон, и группа малолеток, наблюдая за пьянчужкой, стали звать ее к себе, показывая жестами, что будут с ней делать. Они призывно кричали, она игриво смеялась, прохожие, молча опустив головы, мелькали мимо, а нахлеставшийся вдрызг Ваня с трудом вышел на балкон и, узрев такое безобразие, велел мальчишкам убираться. Где там! Они раздухарились еще больше, пообещали сделать с ним то же, что и с его любимой, и, возмущенный эти предложением, бывший снайпер спрыгнул с балкона, желая наказать обидчиков. Они разбежались, а Ваня остался лежать на асфальте, сломав стопы обеих ног.

Подруга выхаживать калеку на стала и убралась восвояси, лишь баба Нюра помогла устроить беднягу в больницу и после его навещала. Пару раз заскакивал туда и я, приносил ему снедь, которую готовила моя мама. Разговора у нас не получалось, Иван стеснялся своего положения, чувствовал себя не в своей тарелке и я.

Вернувшись домой, Иван утихомирился. Он плохо ходил, тяжело опираясь на палочку, давала себя знать хромота обеих ног. Устроился где-то сторожем. По вечерам курил на балконе, очень похудел, чах прямо на глазах. Когда-то этим человеком гордилась спортивная Херсонщина. Теперь он был сам себе в тягость. Но вот нашлась добрая душа, пышнотелая Зоя, вдова средних лет, которая решилась скрасить его скучные будни. Она даже сделала свадьбу, собрала массу гостей, то ли своих родичей, то ли просто знакомых, среди которых блистали томные шмары, известные в разных концах города. Купила кавалеру костюм, туфли, принарядила красивой сорочкой, заставила взрыхлить редкий пушок на крупных залысинах, в общем, жених получился что надо. Захмелев, гости выходили и бродили по улице, услаждая соседей и прохожих горечью пьяных рулад с шумным ветром и гнущимся камышом, неизменно переходящих в «ты ж мене пидманула, ты ж мене пидвела».