Невезение. Сентиментальная повесть

Эта ночь многое изменит в моей жизни. Не желая метаться между двумя женщинами, я расскажу все Евгении. К моему удивлению, она воспримет мои откровения довольно спокойно, чтоб не сказать, равнодушно.

— Прости, Вася, — скажет она. — Я с самого начала наших отношений ожидала этого. Дина или не Дина, ее мама или кто-то другой, ты все равно бы ушел. До меня в первую же ночь дошло, что я — лишь временный пассажир твоего вагона. Мне с тобой было хорошо. Как, надеюсь, и тебе со мной. Тебя любит мой Толик, это единственное, о чем болит мое сердце. Но как-то всё слепится, будем жить дальше…

Напомнил ей, что обещал Анне Аристарховне заботиться о ней и ее мальчике, и от своих слов не отказываюсь. Сделаю всё, чтобы они не испытывали материальных трудностей. — Поступай, как знаешь, — сказала она. — Я отпускаю тебя без упреков и нареканий, ты порядочный, добрый человек — будь счастлив!

В ее глазах стояли слезы. Мне тоже было горько и больно.

***

Из беседы в учительской: — Бедные дети! Мы им преподаем «Что делать?» как главный «роман идей» в истории русской литературы, породивший массовое революционное движение, а впоследствии — и саму революцию. Говорят, студенческая молодежь вусмерть зачитывалась! Попробуйте сегодня перечитать и объяснить деткам, чем упивался в этом романе Ильич, который, по собственному признанию, перечитал его пять раз за одно лето. Пять раз! То есть, практически, не отрывался, учил, так сказать, наизусть…

Между тем, если приглядеться, там можно найти забавные вещи. Например, проблему накладных бюстов, помогающих революцизованным дамам дурить влюбленных кавалеров наличием того, что имеет наглость отсутствовать. Вот, цитатка: "-Ха, ха, ха! Этот господин хочет сказать комплимент моему бюсту! Я не ипокритка и не обманщица, мсье СторешнИк: я не хвалюсь и не терплю, чтобы другие хвалили меня за то, что у меня плохо. Слава богу, у меня еще довольно осталось, чем я могу хвалиться по правде. Но мой бюст — ха, ха, ха! Жан, вы видели мой бюст — скажите ему! Вы молчите, Жан? Вашу руку, мсье СторешнИк, — она схватила его за руку, — чувствуете, что это не тело? Попробуйте еще здесь, — и здесь, — теперь знаете? Я ношу накладной бюст, как ношу платье, юбку, рубашку не потому, чтоб это мне нравилось, — по-моему, было бы лучше без этих ипокритств, — а потому, что это так принято в обществе".

Уж на что был обстоятельный человек Владимир Ильич, с какими серьезнейшими намерениями изучал этот кладезь протестной мысли, а целых пять раз пришлось читать про ненастоящие сиськи. Наверное, с тоской вспоминал свою Наденьку; небось, советовал ей брать пример с литературной героини.

***

Марта — прекрасная хозяйка. Несмотря на то, что я иногда застаю ее с сигаретой, в квартире всегда проветрено, чистота. На рынок ее лучше не пускать, по одному только внешнему виду ухоженной дамы, ей постоянно завышают цены. Ну, ничего, с этим мы как-то справимся. А вот тревожит меня то, что она избегает делиться со мной своим прошлым. Вроде, скрывать ей нечего, но мне хочется знать о ней всё, каждый день и год её жизни, что её волновало в прошлом, и что заботит сейчас. Хочу делать ей подарки. Такие, чтобы сияли от счастья глаза, чтобы она осознала, что наши отношения навсегда, чтобы ее тело так же тянулось ко мне, как моё, поглощенное нею. Именно так она приняла привезенный из квартиры Анны Аристарховны великолепный темно-коричневый концертный Steinway, на котором теперь дает домашние уроки своим воспитанникам.

— Мне никогда не делали таких подарков, — легко прильнула ко мне любимая женщина.

Еще одно болезненное наваждение: хочу, как можно скорее, оформить наши отношения официально. Будто боюсь не успеть или предчувствую какие-то помехи. Марту это удивляет: — Зачем спешить? Разве нам и так плохо?

Понятное дело, свадьбы не будет. Небольшой семейный вечер. Боюсь, что своим неуёмным тяготением к Марте, я отталкиваю её. Не хочу быть назойливым, и старюсь не показывать, как дорожу каждым мгновением, когда мы вместе. Иногда она бывает раскованной, уходит в девчонки. Смешлива и остроумна. Как говорится, «за такую пятидесятилетнюю грех не отдать двух двадцатилетних в разных районах города». Подмечает мелкие детали, из которых делает забавные выводы. Не рвётся в компании, но и не скажешь, что нелюдима. Если честно, в моем представлении, она — идеальна! Ваше право верить или не верить, но за такое чудо, я бы отсидел снова! И то сказать, лишь теперь я понял библейского Иакова, который проработал за любимую Рахиль два семилетних срока, вместо одного…

А вот Элле она почему-то не сильно нравится. — Наверное, глупо вмешиваться, — как-то заметила она, — но мне кажется, что Женя тебе подходит куда больше…

— Почему? Неужели из-за разницы в возрасте? — обиделся я, — Так она старше меня на каких-то восемь лет, разве это непреодолимый барьер?