Невезучая, или невеста для Антихриста

Что-то я совсем запуталась. Причем тут пампушки и колбаса?

Сема в этот момент протянул чеснок черту, и тот, воровато озираясь по сторонам, быстро спрятал его под прилавок, а оттуда вытащил какой-то увесистый сверток.

По салону разнесся сногсшибательный запах запеченного мяса, вызвавший у нас с Семеном повышенное слюноотделение.

— Фирменное, от Оксаны Ивановны, — шурша бумажкой, облизался легендарный собиратель жизней. — На, попробуй, — протянул он мне ломоть черного хлеба с куском сочной подчеревины.

— Тут такое готовят? — поинтересовалась я, удивленно покосившись на вывеску заведения.

— Ты что, дура? — запихиваясь бутербродом, покрутил мне у виска Семен. — Это же седьмой круг Ада. Тут обжоры, гурманы и чревоугодники живут. Гамбургер — их вечная кара. Бес, гляди, — указал он чертяке на выползающего на карачках их дверей "Аддональдса" посетителя, — у тебя клиент сейчас сдымит.

— Куда? — ехидно прищурившись, ляпнул по стойке мухобойкой черт. — Свободная касса.

Ретирующийся по полу в сторону выхода мужик, всем своим внешним видом напоминающий большую сосиску, затравлено сглотнул, подскочил вверх, словно его кто вздернул на веревочках, а потом медленно поплелся обратно. Взяв с прилавка жирный гамбургер, он обреченно засунул его себе в рот и, с остекленевшим взглядом принялся жевать.

— Так-то, — подмигнул мне Семен. — А чеснок мне вомперы в обмен на кровяную колбасу поставляют. У них общага в аккурат на границе с Раем находится. Они по утрам зубы томатной пастой красят и херувимам жуткие рожи корчат, а те в них с перепуга связками чеснока бросаются.

— И? — пытаясь понять логическую цепочку, выстроенную Семой, потянула я.

— Чего "и"? — передразнил меня он. — Не растет в Аду чеснок. А без чеснока какие пампушки и буженина?

— Логично, — дожевывая, надо сказать, очень вкусное мясо, кивнула я.

— Вот и приходится выкручиваться, — вздохнул товарищ Смерть. — Клыкастые мне поставляют чеснок, я его отдаю чертям, черти его приносят Оксане Ивановне, а она за это расплачивается мясом, колбасой, салом и подчеревком. Товарообмен. Взаимоудобственый.

— Сложно-то как у вас все, — удивилась я. — А не проще ли организовать поставки чеснока напрямую из мира живых?

— Ты что? — аж затрясся Семен. — Это же с Адкой делиться придется, а у нее глотка безразмерная, сколько ни дай — все мало. Вот ей, — мстительно скрутив кукиш, выдохнул он. — Облезет.

Облизав пальцы, Сема довольно погладил свое пузо, а затем, нажав на педаль газа, резко рванул с места.

Впереди замаячили высокие крыши, судя по всему, какого-то элитного поселка, и Мотя, клаксоня и газуя, помчался вперед, подмигивая всеми лошадиными мордами на своем капоте.

— Ну че, малая, — сверкнул золотой фиксой Семен, затормозив перед воротами огромного черного особняка. — Приехали. Ща будем судьбу твою дальнейшую решать.

— Где это мы? — поерзав "Марфой Васильевной" по сидушке напряглась я.

Нет, двум смертям оно, конечно, не бывать, но как-то мне фраза насчет моей дальнейшей судьбы сильно не понравилась.

— Знамо где, — гордо расправил плечи Семен. — За СКАДом. Оно самое, — восхищенно кивнул он на роскошный особняк за забором. — "Гнездо разврата".

"Гнездо разврата" выглядело до развратности непристойно. В смысле, забор из скелетов, выставивших на показ свои ничем не прикрытые тазобедренные кости, не давал усомниться в том, что развратят вас здесь вас до самого основания. Особенно эротично смотрелись разрисованные под этнос глиняные горшки на их аккуратно обглоданных, ласково улыбающихся черепах.

Сема нажал на кнопочку у себя на приборной панельке, зазвучала мелодия "Люди гибнут за металл", и скелетоны, изображавшие калитку, присели в глубоком реверансе, а затем, взявшись за руки, исполняя танец дохлых лебедей и гремя в такт костями, стали расползаться в стороны, как отъезжающие ролеты.

Мотя, проехав по мощеной дорогущей плиткой дорожке, остановился у блестящих мраморных ступеней особняка, на которых вместо положенных по статусу спящих львов почему-то, похрапывая, дремали розовые откормленные свиньи.

Двери дома резко распахнулись, и на крыльцо, вальяжно озираясь по сторонам, вышел уже знакомый мне крылатый богатырь. Дядька сладко потянулся, расправив охренительные крылья, а опосля, почесав мускулистую голую грудь, радостно запел красивым баритоном:

— Выйду на улицу, гляну на село, черти гуляют и мне весело…

Из-за его необъятной спины высунулась краля, уже без бублика, с распущенными по плечам черными волнистыми волосами, тоже удовлетворенно мурлыча себе поднос:

— Ой, не питай де була я, чому розплетена коса…*

На шее у тетки красовался жизнеутверждающий фиолетово-синий засос, юбка почему-то была повернута змейкой вперед, а пуговички на кофточке через одну отсутствовали.

Дядька лукаво улыбнулся и, завернув в левое крыло разрумянившуюся тетку, жарко прижал ее к своему нехилому торсу.

— Люся, — сладко замурлыкала краля, вырисовывая коготком на груди крылатого богатыря неприличное слово. — Ты не забыл, что ты на мне обещал?

— Чего я только на тебе не обещал… — расплылся в белозубой улыбке мужик.