— Да! — грозно поддакнула вторая богатырша.
— Точно! — поддержала третья.
Я сдавленно хихикнула.
— А тебе что привезти, дочь средняя? — отчаянно заюлил отец, чувствуя, как его авторитет становится просто фикцией.
Я навострила уши.
— А мне, батюшка, рубанок новый!
— Банок, что ли, под варенье? — с замиранием переспросил отец.
— Рубанок, древко для копья выстругать! — сурово поправила дочка.
— Да! — грозно поддакнула первая богатырша.
— Точно! — поддержала третья.
Я уже кусала губы, чтобы не рассмеяться.
— А тебе что привезти с торжка, дочка меньшая, любимая? — нудной песенкой завел староста, наливаясь багровым румянцем гнева.
— А мне клещи и долото, — мурлыкнула барышня, красноречиво поигрывая бицепсами. — А гвозди не вози, батюшка, я их у кузнеца нашего бесплатно натырю…
Я медленно сползла по столбику, рыдая от смеха.
— Все, кончилось мое терпение! — люто вызверился староста. — Совсем вы меня, дочки, на старости лет перед селом опозорили! Ить вы же девушки, а не солдатня какая! Вы же на выданье! Фиг вам с маслом, а не рубанок с лекалом. Тебе помаду, тебе помаду, а тебе, младшенькая, помаду и ленту атласную в косу. И чтобы, пока меня не будет, в хате сидели да полотенца крестиком вышивали! Ясно? Заборы не строить, канавы не копать, дрова не рубить! Дали же Пресветлые боги дочерей…
— Батюшка, да как же так?! — Богатырши с ревом повалились отцу в ноги. — Да мы и вышивать-то не умеем… — Над двором взметнулся трехголосый девичий рев.
Досмеявшись до икоты, я утерла слезы и дружески обняла не на шутку опечаленного старосту:
— Не невольте дочек, уважаемый пан Штефан! Вон они у вас какие удалые да пригожие выросли, любо-дорого посмотреть. Отпустите-ка вы их лучше в Рюнге. Там женская дружина имеется, «Рюнхенскими пираньями» прозывается. Думаю, вашим девам-воительницам там самое место. А кроме того, в столице и женихов всевозможных пруд пруди.
— А что, и отпущу! — подобрел глазами староста. — Да вы, госпожа, и точно колдунья!
Обрадованные девицы с визгом бросились меня целовать.
В центре чисто прибранной горницы стоял стол, а на столе — обитый красным сукном гроб, в котором покоилась усопшая тетка Мона. Женщиной она оказалась пышной и дородной, а посему пухлое чрево напрасно оклеветанной ципелинской «ведьмы» горой вздымалось под смертным покровом, будто квашня выпирая над бортиком деревянной домовины. На груди беспокойной покойницы лежали благообразно скрещенные восковые руки. Я задумчиво обошла вокруг умершей, втихомолку дивясь ее внушительным габаритам. Впрочем, похоже, в молодости Мона имела все основания гордиться вполне симпатичной внешностью, доставшейся и ее сыну Густаву, чинно бьющему поклоны в уголке чисто прибранной горницы. Красивый парень, про таких у нас в Красногорье говорят — кровь с молоком. Кудрявые русые волосы перехвачены кожаным ремешком, над верхней губой курчавятся светлые усики. Косая сажень в плечах, как и положено удалому сельскому кузнецу, а глаза ясные и голубые — словно лесные барвинки. Ничего не скажешь — красивый парень, хоть сама в него влюбись.
Прекратив нахально разглядывать смущенно зардевшегося кузнеца, я недовольно повела носом. В горнице витал какой-то смутно знакомый и довольно неприятный запах… Что же он мне напоминает? Причем гадостные миазмы оказались настолько въедливыми и устойчивыми, что от них не спасало даже полнейшее отсутствие оконных рам. Зиявшая выбитыми окнами изба стала для меня загадкой под номером два.
— Вот она, ведьма проклятая, неупокоенная! — Высунувшийся из-за моей спины староста обличающе ткнул пальцем в сторону покойницы. — А уж смердит-то как отвратно, Аола нас сохрани…
Густав сердито нахмурил брови, услышав столь нелестные эпитеты, адресованные его покойной матушке.
— Ладно, — глубокомысленно хмыкнула я, набредя на одну интересную версию и желая немедленно проверить ее на практике. — Предлагаю провести эксперимент!
— А это не больно? — боязливо вякнул кто-то из сеней.
— Да ничуть! — весело осклабилась я. — Значит, так: четверо мужиков заходят в горницу и приподнимает гроб с покойницей, а я внимательно наблюдаю за происходящим с ведьмой! — При слове «ведьма» я заговорщицки подмигнула нервно сжимающему пудовые кулаки кузнецу. — Гарантирую, при проведении эксперимента ни один мужик не пострадает!
— А не мужик? — дотошливо поинтересовался все тот же писклявый голос.
— Чего взгомошился, у тебя и так уже страдать нечему! — вынес беспощадный приговор чей-то зычный бас. — С самого прошлого лета, когда тебя купающиеся девки за подглядыванием поймали да вальком для белья между ног-то и приложили…