Невезучие

Подождав, пока мужики вдосталь насмеются над незадачливым извращенцем, я повторила свой призыв. Из сеней нехотя вышли четверо крепких ципелинцев и недолго думая ловко подняли гроб с покойницей, намереваясь вынести его из горницы. Дородные, непонятно по какой причине вспученные женские телеса вдруг бурно всколыхнулись. Из гроба тут же донесся громкий трескучий звук, и по хате поплыла нестерпимая вонь, заставившая меня оглушительно чихнуть. Прикрывая пальцами заслезившиеся глаза, мужики дружно грохнули гроб обратно на стол и вразнобой, кубарем метнулись в пустые оконные проемы. Вопрос происхождения выбитых окон отпал сам собой. В углу истово молился расстроенный кузнец.

— Стоп! — Я успела поймать полу взметнувшегося кафтана старосты, в полете остановив достопочтенного пана Штефана, спешившего ретироваться вслед за испуганными носильщиками. — Куда?

— Так ведь спасаться нужно, — сбивчиво промямлил мужик, потирая ушибленный об подоконник нос. — Так и ослепнуть можно али еще какую дурную болячку заполучить. Вон как густо нечистый дух из ведьмы выходит, хоть топор вешай…

— Да не нечистый он вовсе, — я звучно высморкалась, пытаясь восстановить подпорченное вонью обоняние, — а гороховый!

— Как? — обомлел староста.

— А вот так! — рассмеялась я. — Ведьма ваша, видать, перед смертью горошницей злоупотребила сверх меры, отчего заворот кишок заработала и скончалась скоропостижно. Разве не так?

— Так, ела мать горошницу! — насупленно подтвердил Густав. — Целый чугунок…

— То-то же, — наставительно подвела итог я, — вот горох до сих пор в животе у нее и бродит!

— …! — смачно изрек староста. — А мы-то, дураки…

— Урок-то хоть из этой истории извлекли? — спросила я напоследок.

— Какой еще урок? — В окна заглянули лица любопытных зрителей.

— В столь преклонном возрасте положено кашку овсяную кушать, а не ядреной горошницей баловаться! — шаловливо хихикнула я. — Ведь при правильном-то питании нам никакой нечистый дух не страшен…

И уже много лет спустя я случайно узнала, что овсяная каша с тех самых пор стала фирменным ципелинским блюдом!

Я неторопливо шествовала по кладбищу, насвистывая песенку и помахивая корзинкой, навязанной мне благодарным старостой. Корзинку наполняли крупные ягоды отборной черники, заботливо прикрытые чистой тряпицей.

— А это еще зачем? — Я попыталась отказаться от странного подарка.

— Так призрак наш уж очень чернику любит! — Пан Штефан настойчиво совал плетеную тару мне в руки. — Берите и не спорьте! Уж больно вы девушка хорошая, жаль, если призрак вас до смерти заест. Авось наша черника вам жизнь спасет…

— Не верю! — скептично хмыкнула я.

Несколько минут мы увлеченно занимались тем, что перепихивали друг другу круглобокую корзинку, пачкаясь соком раздавленных ягод. Победа осталась за старостой.

— Ладно, — нехотя согласилась я, — так и быть, возьму.

И вот шла я сейчас между вросших в землю могил, с наигранной беззаботностью помахивая гостинцем, но на деле чувствуя себя не очень-то уютно. А не слишком ли часто я в последнее время начала посещать всякие заупокойные места? Так, глядишь, меня и в некрофилы скоро запишут. И проблема даже не в том, чтобы я сильно боялась поджидающего меня в часовне привидения, вовсе нет! Тут, скорее, вопрос принципа, ведь в Нарронской академии благородных девиц нам усиленно вдалбливали прописную истину, гласившую — призраков не существует. Вот и кому теперь прикажете верить?

Заброшенное кладбище, отнюдь не напоминающее скромный погост, поражало мрачным великолепием и пышными надгробными памятниками. Похоже, здесь раньше хоронили представителей самых прославленных и богатых рюнхенских фамилий. Из буйно разросшихся лопухов гордо вздымались стены беломраморных склепов, украшенных скорбно коленопреклоненными статуями. Роскошный камень заупокойных мемориалов пожелтел и растрескался от старости, но все равно производил поистине сногсшибательное впечатление. На фоне этих вычурных усыпальниц невзрачная часовня святой Бригитты проигрывала заметно и казалась чем-то донельзя обыденным. И ни капельки не страшным. Лихорадочно сглотнув, чтобы обуздать охватившее меня волнение, я потянула дверную створку и вступила в прохладный полумрак, царивший в часовне. Дверь за мной с грохотом захлопнулась…

— Слышь, мымра с саблями, дай закурить! — Подобная безобидная фраза в темноте почему-то всегда звучит угрожающе.

— У нас в Красногорье к курительной офирской траве относятся неодобрительно, — громко уведомила я. — Не курю. А вот в рыло могу дать. Хотите?

— Ну зачем вот так сразу прибегать к вульгарному насилию? — В хрипловатом, откуда-то смутно знакомом мне голосе призрака отчетливо слышались ядовитые нотки. — Неужели ты настолько примитивна, что способна обидеться на элементарное «мымра»?

— Нет, конечно. Поясню: вы просили закурить, а курение причиняет вред вашему здоровью, стало быть, вы жаждете причинить себе вред. Офирской травы у меня нет, но, как человек чуткий, я не могу остаться равнодушной к вашей просьбе и предлагаю вам побои, как равносильную компенсацию вреда, причиняемого вашему здоровью этим вонючим зельем.