Невезуха

Чем ближе я подходил, тем громче слышалась канонада, стреляли много, стреляли из всего. У самого плато я обнаружил больше десятка разбитых танков и несколько огромных пушек, чем-то похожих на «толстую Берту», любимое немецкое изобретение, из которого обстреливали Севастополь во время второй мировой войны. Один снаряд весил у этой дуры-пушки больше тонны, и по тем временам страшнее ее не было ничего. От ее осколочного снаряда осколки разлетались на два километра, так что если эти орудия хоть немного походили на немецкие, то там наверху неркам точно было несладко. И я считаю, что им и мне еще повезло в том, что у аборигенов нет авиации, иначе давно была бы хана.

Я оказался перед огромной каменной стеной и задумался, что делать дальше, вниз лететь было хорошо с Мией на антигравах, только страшно, а вот как сейчас забираться наверх в одного? Немного подумав, я пошел вдоль стены в сторону канонады, подумав, что если все еще стреляют, то есть в кого. А значит, этот кто-то сумел найти дорогу на плато. Думаю, что местные хорошо знают этим места, это мы без джи пи эс и беспилотников слепы, как летучие мыши, и беспомощны.

Через час я добрался до великолепной дороги, идущей вверх на плато, она была забита техникой. По ней ползли огромные танки, за ними шли бронетранспортеры, больше похожие на бронированные школьные автобусы, за ними следовали огромные тягачи, тянувшие гигантские пушки.

Я не знаю, на какую планету с нерками влезли, но сюда точно не стоило соваться. С таким агрессивным противником лучше не воевать. Но это я так думаю, а нерки наверняка уверены, что это не так, и для них эта техника лишь куча железа. Наверняка, если бы на современную Россию напала армия Наполеона, вся война закончилась бы за полчаса, ну, за час. И это время понадобилось только для того, чтобы подогнать танки и артиллерию. Посмотрел бы я, как французская армия восемнадцатого века оказалась под ударами «смерчей», «тайфунов» или «буратино». А еще забавнее было бы видеть, как они бы смотрели в небо на несущуюся на них штурмовую авиацию.

Вот если бы русские оборонялись на небольшом пятачке, и вместо огромной империи за спиной мы бы имели лишь сгоревшую технику и техников, возящихся с порталом, тогда бы наполеоновские гусары, возможно, имели бы шансы на победу, пусть и очень небольшую — штурмовые винтовки, это тоже штука страшная.

Я долго сидел в кустах, пока наконец не решился и, пробежав до леса, залез на ветку, которая проходила над дорогой, а уже с нее спрыгнул на проходящий подо мной танк. Лететь было невысоко, хоть и страшно, приземлился мягко, без потерь. А после этого уселся поудобнее между двумя башенками, где меня не могли видеть ни танки, ползущие сзади, ни те, что тащились спереди. Устроившись, я достал паек и начал обедать, ибо война войной, а обед по расписанию.

Тем более что мне после счастливого заживления ран жрать хотелось неимоверно. Пока человек живет, он желает жрать и пить, когда наестся и напьется, тогда ему хочется чего-то еще, вот такая ненасытная скотина. Зато мертвому ничего не надо, вот кто всегда удовлетворен.

Танки ползли вперед, а канонада впереди становилась все слабее и слабее, похоже, неркам приходил конец. Я, правда, этому не очень расстраивался. Кто они мне? Да никто. Нерки всего лишь эпизод в моей хреновой жизни ассенизатора, вот были они, и теперь нету. А то, что их убивают, так это тоже понятно, сама операция была придумана на редкость тупо, и очень походила на те, которые придумывают обычно наши военные.

Во второй мировой войне, когда наши не могли ничего противопоставить немцам, крупные военачальники говорили солидным и уверенным голосом — это мы не убиваем людей, а меняем людей на время. Крутая фраза. Взяли мужиков с деревни, сунули в руки винтовку без патронов и бросили против танков, так сказать, разменяли на то время, пока их всех на траки не намотало. Потом следующих, и так далее. Как писал один из участников ВОВ, «Наши военачальники, наверное, думали, что танки начнут проскальзывать на нашей крови, и скорость продвижения бронетанковых колонн замедлится, а они вот не скользили».

Если вдуматься, то возникает странное ощущение, что это даже не тупость, это нечто иное — развлечение, кто сколько солдат погубит. Война страшное время, когда власть показывает своей настоящее тупое и жестокое лицо. И мне очень бы не хотелось, чтобы меня разменяли на время.