Невидимая битва

Тем не менее, официально запрещенный орден имел всегда своих верных людей на многих ключевых постах государственной власти. Об этом представительстве в интересующую нас эпоху мы читаем у Ивана Сергеевича Аксакова: "Об иезуитах, их учении и пребывании в России на русском языке очень мало написано, между тем… их влияние на Россию в конце прошедшего и начале нынешнего столетия [18 и 19 веков – авт.] было так велико, что в царствование Николая несколько главнейших государственных деятелей в России являются из людей, воспитанных иезуитами" [29].

Так перед нами специфический и действительно профессиональный термин "коадъютор" начинает раскрывать историю мощнейшей исторической и политической силы – Ордена Иезуитов. Про извещение от ордена рогоносцев известно, что образцом ему послужили печатные шаблоны "шутовских дипломов", привезенных в Петербург в 1836 году кем-то из иностранных дипломатов. Но даже если профессионализм "коадъютор" присутствовал в шаблонах, то все равно слово это указывает на то, что оно использовалось в речи тех, кто причастен к авторству документа, иначе было бы заменено любым другим. И выходит, что сочиняли бумагу то ли "новиции", то ли "схоластики". Или даже "профессы".

Пойдем дальше. Пусть теперь подсказка диплома будет подкреплена другими более вескими свидетельствами, и давно пора познакомиться поближе со всеми участниками сплоченного авторского коллектива. Настолько объединенного круговой порукой, что тайна документа до сих пор до конца не разгадана (забегая вперед, скажем, что, несмотря на все усилия исследователей, так и не установлено, чьей рукой он написан).

Первое однозначное указание дает запись в личном архиве Павла Ивановича Миллера, секретаря Бенкендорфа. Второе лицо в ведомстве, одной из прямых обязанностей которого было все знать, в начале ноября 1836 года регистрирует свершившийся факт: "Барон Геккерн написал несколько анонимных писем, которые разослал двум-трем знакомым Пушкина. – Бумага, формат, почерк руки, чернила этих писем были совершенно одинаковы" [30].

Итак, первый кандидат на наше пристрастное дознание – Геккерн Луи-Борхард де Бовервард (1791-1884). Барон, голландский дипломат, с 1832 года поверенный в делах, с 1826 – посланник при императорском дворе в Петербурге. Тот самый "старик-Геккерн", "Геккерн-отец", что усыновил Жоржа Дантеса, сделав его Жоржем Геккерном. Всю свою жизнь посвятил заботам о приемном сыне, обеспечил материальным благополучием и завещал ему после смерти все свое состояние. ‹ a Мальцев С. А., 2003 ›

Казалось бы, такая самоотверженная любовь к приемному сыну не согласуется с отзывами о нем современников – "злой, эгоист", известный всем своим злым языком, многих перессоривший, не брезговавший никакими средствами для достижения личных целей. [31] Вяземский вообще пишет о нем как о законченном распутнике, окружившем себя молодыми людьми "наглого разврата и охотниками до любовных сплетен и всяческих интриг по этой части" [32].

Впрочем, есть отзывы и восторженные, только их очень мало. Биограф Луи Метман [33] изображает положительный образ голландского посланника, больше уделяя внимания его профессиональной деятельности: Геккерн – активный сотрудник на государственном поприще принца Меттерниха и графа Нессельроде, этих, по его мнению, двух вдохновителей европейской политики девятнадцатого века.

Такое сотрудничество может дать представление о политических взглядах барона. Принц Меттерних был главой австрийского правительства с 1809 по 1848 год и остался в памяти потомков как правитель, методично превращавший страну в репрессивное полицейское государство, в своей внешней политике одной из главных своих целей ставил ослабление позиций России в Европе.

О тесной связи барона с другим известным политическим и государственным деятелем, вице-канцлером России графом Нессельроде, говорят и воспоминания Дарьи Федоровны Фикельмон, близкой знакомой Пушкиных: "…здесь его считают шпионом г-на Нессельроде" [34].

Так мы переходим к еще одному подозреваемому. Даже не к одному, а к двум, поскольку высказывание царя Николая Первого о том, что известен "автор анонимных писем, которые были причиной смерти Пушкина" [35], относилось к жене вице-канцлера графине Нессельроде.

С бароном Геккерном мы еще встретимся, теперь же заглянем в записки современников об этой высокопоставленной чете.