Невидимая битва

Все это, на первый взгляд, выглядит как неумелые и противоречащие друг другу попытки увести внимание общества от истины, но если судить по последствиям этой лжи, то видно, что она, следуя законам общественной психологии, сделала свое дело в высшей степени эффективно. Буквально до последней почерковедческой экспертизы 1974 года к числу виновных считался причастным князь Долгоруков, на которого, таким образом, падала большая часть вины, а мифы про "связь" поэта с сестрой жены и про "роман" его жены с Дантесом, а, стало быть, и ее виновность, до сих пор всерьез обсуждаются в виде версий и "рабочих гипотез". Результат их один – общество, складывающее свое мнение под воздействием авторитета печатного слова, судит о Мастере с учетом всех этих "деликатных" и "пикантных" подробностей. Так его облик теряет убедительность и цельность, лишаясь внутренней нравственной силы, а с этим и произведения его, утверждающие красоту высоких человеческих качеств, уравниваются в глазах читателя с церковной проповедью. Ведь если возвышенная мысль не подкреплена личным примером, то она – всего лишь мертвая софистика. И тогда сама дуэль, как неизбежное средство отстоять честь в глазах людей, тоже лишается смысла и превращается в фарс или импульс ревности. Такова сила выдуманных версий и подробностей – того, что называется клеветой.

За несколько дней до дуэли Мастер сказал Карамзиной: "… мне нужно…, чтобы моя репутация и моя честь были неприкосновенны во всех углах России, где мое имя известно" [44]. В этом, действительно, был залог будущей полноценной жизни его творений, и кроме, как идти на дуэль, ему больше ничего не оставалось – ценой смерти сделать бессмертным свое слово.

Произошло то же самое, что две тысячи лет назад, когда другой Поэт нес свой крест на Голгофу и тоже надеялся, что его последователи не добавят к его жизни и к его слову никаких новых подробностей.

Но общество жестоко к памяти поэтов. Его пристрастиями к слухам пользуются те, кто делают ложь своим инструментом, а интриги – профессией.

Дантес удивлял многих способностью очаровывать и привязывать к себе слушателей. Александр Карамзин вспоминал об этом его умении: "Нашему семейству он больше, чем когда-либо, заявлял о своей дружбе, передо мной прикидывался откровенным, делал мне ложные признания, разыгрывал честью, благородством души и так постарался, что я поверил его преданности госпоже Пушкиной, его любви к Екатерине Гончаровой, всему тому, одним словом, что было наиболее нелепым, а не тому, что было в действительности. У меня как будто голова закружилась, я был заворожен…" [45]

С учетом всех этих фактов в нашем расследовании Дантес уже выглядит опытным психологом, способным умело управлять мнением окружающих.

А одно из его писем заключает в себе целое откровение.

В нем он дает напутствие Ивану Гагарину, официально вступающему в Орден Иезуитов. Гагарин, по воспоминаниям современников, всегда относился к Дантесу как к духовному наставнику, внимая каждому его слову, и это письмо Дантеса написано именно как наставление духовному сыну:

"… Я получил Ваше письмо, такое искреннее и дружеское, которое меня убедило, что вы счастливы вашим решением посвятить жизнь служению Богу. Необходимо, любимый друг, чтобы ваш разум и ваше сердце для этого закалились. Это мужество, которое не дается простым людям"[46].

Так "великосветский шкода", "дамский угодник" предстает перед нами как духовный руководитель и один из иерархов Ордена Иезуитов, для которого служба в ордене – священная и великая задача, доступная только избранным. И получается, что все в той истории с дуэлью, ухаживаниями и анонимками намного серьезнее.

Энциклопедии в комментариях об ордене, который по своему устройству является тайным обществом, так комментируют специфические приемы его работы: