Невидимая горилла. Эксперимент, который раскрыл, почему внимание мешает сосредоточиться, память подводит, а интуиция обманывает

Иногда избавиться от убеждений, сформированных под воздействием увлекательных рассказов, бывает очень непросто. Вспомните эксперимент, где люди лучше запоминали конкретную пару предложений, в которой сами додумывали причинно-следственную связь. Примерно так же работают истории: мы обобщаем отдельный пример, распространяем его на все население сразу, а память охотно цепляется за такие умозаключения. Рассказ конкретного человека отложится в воспоминаниях, а среднестатистические показатели – нет. И в убедительности историй есть определенный смысл. Наш мозг развивался в таких условиях, когда единственным доказательством произошедшего можно было считать либо персональный опыт, либо слова авторитетного человека. У наших предков не было доступа к огромным массивам данных, статистике и экспериментальным методам. Мы были вынуждены учиться на конкретных примерах, а не на совокупности фактов, полученных от огромного количества людей в самых разных жизненных обстоятельствах.

Мы можем проявить эмпатию к опыту конкретного автовладельца, особенно когда речь идет о проявлениях отрицательных эмоций, но не можем поставить себя на место сразу тысячи человек. Чтобы история оставила свой отпечаток, показалась нам убедительной и запомнилась надолго, важен элемент сопереживания.

Объясняя, как работает влияние примеров, известный нейробиолог В.С. Рамачандран использует следующую аналогию: «Представьте, что я прихожу к вам в гости со свиньей и заявляю, что она умеет разговаривать. Вы, вероятно, ответите: „Правда? Докажите“. Я делаю взмах палочкой, и свинья начинает говорить. Вы наверняка удивитесь и скажете, что это чудо, а не начнете сомневаться: „Ну это всего лишь одна свинья. Вот если бы и другие тоже разговаривали, может быть, я бы поверил“»[221]. Если вы убеждены в том, что вам встречалась говорящая свинья, то никакие научные доказательства не убедят вас в том, что эти животные вообще-то не разговаривают. Наоборот, ученым придется приложить усилия и доказать, что свинья, которую вы видели, не произнесла ни звука – это все Рамачандран, запудривший вам мозги. И чем больше людей, одинаково поверивших в волшебство, будет распространять эти истории, тем труднее придется науке.

Допустим, друг скажет вам: «Я тут попробовал новую пищевую добавку и теперь чувствую прилив энергии, да и голова меньше болит». Вы сделаете вывод, что улучшения в самочувствии вызваны именно добавкой, причем если вы придете к этому заключению самостоятельно (или доверитесь приятелю), то лучше запомните его. История родителя о том, что состояние его ребенка ухудшилось после MMR-вакцины, и его убежденность в том, что именно прививка стала причиной аутизма у сына, привлекает наше внимание и хорошо запоминается, этот рассказ просто так не выкинуть из головы. Даже при наличии лавины научных доказательств и статистических данных, полученных в результате исследований с участием сотен тысяч человек, личный опыт одного человека оказывает непомерное влияние. Родители дают оценку тому, что пережили сами, но не владеют научными данными на достаточном уровне. Помните эксперимент с застежкой-молнией? Мы интуитивно полагаем, что разбираемся в ее устройстве, но не стремимся проверять правдивость своих суждений. Так же и здесь: ничто не побуждает нас проверить на практике мысли, появившиеся на основе чужих историй. Как и в случае с иллюзией знания, иллюзию причинности можно распознать путем систематической проверки нашего понимания, изучения логических основ наших убеждений и осознания, что заключения о причинности событий могут исходить из источников, не содержащих в действительности никакой доказательной базы. До такого уровня самоанализа мы доходим крайне редко.