Невидимая река

— Ну, он развелся с мамой, а поскольку он был порядочным проходимцем, у него нашлись хорошие адвокаты, и моя мать осталась ни с чем. Это первое. А потом, когда я пошла в колледж, он обещал платить, но быстро прекратил. И решил не давать мне ни гроша, пока я сама не приползу к нему на коленях. А мне и в голову такое не приходило, я ведь знала, как он обошелся с мамой.

— Прости. Он, выходит, просто ублюдок какой-то.

— Да. Был. Хотя, может, он жив до сих пор. Не хочу об этом говорить. А твои родители чем занимались?

— Они были учителями — математика и английский. Отец на пенсии, мать умерла.

— О, сожалею… а от чего она умерла? То есть если ты не…

— У нее был рак шейки матки, сначала поставили неправильный диагноз, а когда наконец разобрались, в чем дело, было уже поздно. Попробовали альтернативное лечение, но это не помогло, — вкратце рассказал я.

— Мне очень жаль, что так вышло, — сказала она. — А сколько тебе было лет, когда ее не стало?

— Восемнадцать, я учился на втором курсе. Мои брат и сестра жили в Англии, а отец занимался всем этим политическим бредом; мама была фактически предоставлена сама себе, это было просто ужасно, поверь. Хотя она крепилась, говорила, чтобы мы продолжали заниматься своими делами и жить прежней жизнью.

— Мне так жаль! — Она остановилась и посмотрела на меня с состраданием. Коснулась моей руки. В ответ я сжал ее руки.

— Моя бедная мама тоже уже могла умереть. — Ее лицо опечалилось воспоминаниями.

— А что такое?

— Ей всего шестьдесят восемь, но у нее болезнь Альцгеймера на начальной стадии, она с трудом меня узнает, такое горе. Чарльз отвез ее в Денвер, в чудное место. Господи боже мой! Я совсем не хотела говорить об этом, все это так страшно…

Я понимающе кивнул. Этот разговор еще больше сблизил нас.

— Честно говоря, мне совершенно не нравится в Денвере, — вдруг сказала она спустя какое-то время.

— Если тебе здесь не нравится, что же ты не уезжаешь?

— Ну, дело в том, что Чарльзу нужно быть здесь, всякие политические резоны, тебе не просто это понять. В этой стране вся политика в частных руках. Нам нужно быть здесь.

— Разве у Чарльза есть политические амбиции?

— Мне кажется, у всех у нас они есть, разве не так?

— У меня нет. Да я и не помню видных деятелей, выходцев из штата Колорадо.

— Что ты! Последней знаменитостью был Гэри Харт, все знают, что с ним случилось.

— А, скандал с девицей на яхте!

Я выругался про себя, поскольку мы уже подошли к фургону. Все остальные сидели внутри, в том числе и сияющий Чарльз в мягких, удобных брюках «Докерс», туристских ботинках и старомодной оксфордской рубашке. Волосы зализаны гелем. Он выглядел моложе своих лет, как отпрыск-идиот миллионера или президента яхт-клуба на светском приеме. Само собой, он и был сынком миллионера, притом именно идиотом. Мне стоило усилий скрыть свою ненависть к этому болвану. Он подскочил к нам, поцеловал Амбер, пожал руку мне:

— Так, ребята, надеюсь, вы подготовились к вечеринке?

— Что за вечеринка, Чарльз? — спросила Амбер возбужденно.

— Мы только что подписали десятитысячного члена общества! — ответил он и снова крепко поцеловал ее.

— Как здорово! — Лицо Амбер сияло от радости.

— Да, десять тысяч за такое время — лучше некуда. Как раз столько, сколько было нужно. Столько и набрали! Десять тысяч! Если бы мы могли с помощью рассылки подбить каждого отвалить сто баксов, в активе нашего комитета политических действий был бы миллион долларов, тогда как остальные даже не начинали сколачивать капитал…

Неожиданно Чарльз осознал, что слишком разговорился. Глянул на меня и вымученно улыбнулся. Потом повернулся к Амбер и снова ее поцеловал.

— Дорогая, мы с Робертом надумали устроить масштабное празднество. Солнышко, скажи, что ты не против. Ведь в офисах так тоскливо, и я подумал: может быть, у нас дома?.. Там хорошо и просторно, удобно, мне кажется, всем понравится. Но если ты не хочешь, можно и в офисе, скажи, как ты хочешь?

— Конечно, если ты так решил, Чарльз, — начала Амбер без всякого энтузиазма в голосе.

— Отлично! Тогда я скажу Робби и Эйбу. — И Чарльз рванул к фургону.

— Значит, мы едем к тебе? — обратился я к ней.

— У нас не так чисто, как хотелось бы: служанка приходит через день. Надеюсь, мы не осрамимся.

И Амбер не осрамилась. Дом оказался выше всяческих похвал. Огромный особняк в эдвардианском стиле на углу Восьмой и Пенсильвании, самое сердце Капитолийского холма, через здание от дома губернатора. Шесть тысяч квадратных футов, и ни в чем себе не отказывайте: огромная гостиная, декорированная, как мне показалось, в стиле Юга и Запада: индийские штучки, гравюры, мебель в пастельных тонах. На стене картина Джорджии О'Киф, изображающая глинобитную хижину. Керамика, по виду доколумбовой эпохи. Все это стоило хренову тучу денег и означало лишь то, что братья никогда не испытывали недостаток в деньгах, как заверял Климмер, папенька явно не оставлял их заботами. Хотя, возможно, по сравнению со сказочным богатством их отца домушка был так себе. Даже если так, все равно мы, простые члены компании, были потрясены.