Невидимая Россия

Ночью он долго не мог заснуть от сомнений, радости и возбуждения. Григорий хорошо понимал, что женитьба сделает еще более трудным проникновение в Москву, еще более затянет его в тину провинциальной жизни. С другой стороны, жить дальше бездомным бобылем он не был в состоянии, — только теперь он ясно понял, насколько нехватало ему близкой, любящей женщины. Ничего, — утешал он себя, — Павел и Борис справятся в Москве, а я и в провинции смогу кое-что сделать. А Катя хорошая — настоящей женой будет и ребят воспитать сумеем… Мысль о детях наполнила его сердце радостной теплотой. Надо и ребят! Коли женюсь — ребят заведу, а жениться надо будет по-настоящему, церковным браком, а не по-собачьему, в ЗАГС-е…

* * *

Около маленькой деревянной церкви недалеко от Москвы, но не там, где пролегала трасса канала, остановилось три человека — Григорий, Катя и Павел. Николай пошел за священником, жившим за квартал от церкви.

— А что, он тоже властей поминает? — спросил Григорий с тревогой в голосе.

— Нет, не поминает, — улыбнулся Павел, — это свой человек, его Николай хорошо знает. Знаешь, и в СССР бывают чудеса: он официально с Сергием не порвал, но ни властей, ни самого митрополита не поминает. Почему-то до сих пор на воле!

— Добро, а то я этих полукрасных не люблю.

В конце улицы появилась высокая фигура Николая, рядом с ним шагал плотный бородатый мужчина в черном пальто.

— Давайте отойдем в сторону и дадим им пройти в храм — сами мы пройдем после, чтобы меньше обращать на себя внимания.

На белом снегу и беловатом зимнем небе храм выделялся четко, окруженный черными, как будто нарисованными карандашом на белой бумаге липами.

— Ну, пошли, батюшка с Николаем уже, наверное, в храме.

Дверь церкви была приоткрыта. Войдя, Павел запер ее на засов. Чистенький, опрятный храмик выглядел ласково и приветливо. Священник оказался человеком лет шестидесяти, моложавым, полным, с живыми смеющимися глазами и звонким чистым голосом.

— Вы уже, молодые люди, смотрите — никому… меня и так НКВД постоянно вызывает: не совершаю ли я тайные требы и таинства? А как их не совершать! Женятся, верно, не все, а что касается крестин, то думаю, нет ни одного русского коммуниста, у которого дети некрещеные! Тут даже анекдот появился: родился у партийца сын, ну, как полагается — октябрины. Назвали парня Кимом и будто бы успокоились. Только через несколько дней бабка с ним куда-то исчезла… Вернулась вечером. Мать беспокоится — где была? Я, говорит, его своей знакомой показывать носила — старушка у нее приятельница была больная, так сама прийти не могла. Ну, ладно, живут еще неделю. Через неделю мать с ним тоже куда-то съездила. А отец ходит грустный — его спервоначалу и мать и бабушка за октябрины пилили — что, говорят, это за имя такое Ким, вроде собачьего получается! Ходил, ходил да в свободный день и пошел сам с сыном гулять. Возвращается еще позднее, чем бабушка и мать, пьяный, веселый. Те к нему: где пропадал? А он кладет мальчишку на кровать, гордо так на всех смотрит и говорит: где был не скажу, а принес вам Ваську, чтобы его так теперь и звали. Тут бабушка и мать ахнули и признались: оказалось, что и они тоже потихоньку крестить носили. Хорошо еще, что все трое, не сговариваясь, Василием назвали. Вот какие теперь вещи случаются! — Глаза батюшки стали ласково плутовскими… — Как видите, нашему брату приходится тоже хитрить: ведь если детей коммунистов в книги записывать, отцы бояться будут — их за это из партии и со службы повыгоняют.

Словоохотливый батюшка принес венцы, облачился и начал служить, распевая сам звонким мелодичным голосом. Из-за облаков выглянуло солнце и осветило храм радостным серебристым светом. Григорий стоял, полный благоговейным, благодарным чувством к Творцу, показавшему ему дорогу спасения и веры в глухой северной тайге и теперь сведшего его с этой серьезной чистой девушкой.

Не сломят православия большевики! — думал стоящий за ним Павел. — Как невидимые северные родники, оно пробивается из самой русской земли…

Лучи солнца залили церковь. Катя, в белом простеньком платье, в скромной фате на голове, стояла молодая, серьезная, окруженная золотистым светом.

* * *

Пример заразителен. Зайдя к родителям Евгения, Павел застал только няню. Григорий поручил ему поддерживать связь с устроившимся в Туле в качестве механика Евгением.

— Ну, что нового?

Павел очень уважал старушку.

— Женюша-то наш — жениться собрался! — в тоне няни было разочарование и неудовольствие.

— Ну и хорошо — не век же ему холостым быть!

— Хорошо, то хорошо… — протянула няня.

— А на ком? — насторожился Павел.

— Еще до ареста вместе на лыжах ходили, а теперь вот в Туле встретились, — вздохнула няня, — так, девчонка советская… комсомолка… Валя Печкина.

— А может быть, хорошая?

Няня неодобрительно посмотрела на Павла и ушла на кухню.

Павел вышел на улицу. Надо навести о ней справки, — думал он, лавируя между прохожими. Толпа в Москве с каждым днем грубела и толкотня становилась всё тягостнее. — Надо пойти к Леночке, может быть, через нее и братьев удастся что-нибудь узнать.