Невидимая Россия

— Если тебя скоро освободят, — обратился он как-то к Павлу, — то зайди к жене и скажи, что вряд ли мы с ней увидимся — дело наше серьезно, арестовано несколько тысяч казаков. Очевидно на Кубани неспокойно — ну, они по излюбленному методу и устроили избиение младенцев. Я сейчас жалею только о том, что сижу без всякой вины. Надо было им хоть чем-нибудь досадить — хотя бы, действительно, вредительство организовать, а то я, как идиот, работал по 12 часов в сутки самым добросовестным образом, а теперь вот получил благодарность… Жена у меня хорошая, — продолжал он вдруг изменившимся голосом, — обманывал я ее — может, за это Бог и наказывает… Ну, по крайней мере передашь ей, что я не назвал ни одной фамилии из своих близких знакомых и вообще, если расстреляют, то умру как русский офицер.

Павел почувствовал уважение и жалость к этому, недавно еще такому веселому и самодовольному человеку.

Через неделю Грубилкина вызвали с вещами. На прощанье он обнял Павла и по похудевшему, осунувшемуся лицу инженера потекли слезы.

— Прощай, не поминай лихом! Главное, если освободишься, зайди к жене…

Дверь хищно лязгнула. Все были уверены, что «Король воздуха» взят на свободу.

Через несколько дней было установлено, что Тихон Ильич посажен в одиночку в Пугачевскую башню для фундаментальной обработки. Через неделю пришедший с допроса кооператор рассказал, что встретился во дворе с Грубилкиным — он поседел и еле двигался. Это было последнее точное известие. Дальше поползли неясные слухи, что Грубилкин расстрелян вместе с группой кубанских казаков. Так ли это, Павел никогда не мог узнать. Попытки найти через несколько лет жену Тихона Ильича не дали никаких результатов.

Глава семнадцатая БЕГСТВО БОРИСА

Борис вернулся домой совсем вечером. Федьки уже не было: Борис уволил парня после ареста товарищей. Федька давно начал чуять опасность и ушел без долгих разговоров.

Борис понимал, что и ему надо куда-нибудь уехать. Председатель сельсовета давно был ублаготворен спиртом и деньгами, все необходимые документы были у Бориса наготове. Надо было только продать остаток кожи и уехать.

Войдя в комнату, Борис зажег керосиновую лампу, достал из-под пола крынку молока и буханку хлеба и сел ужинать. С продуктами становилось всё хуже и хуже. После введения карточек, несмотря на громадные знакомства, покупать даже хлеб было очень трудно. Приходилось заходить ночью к родственнику-кооператору, торговавшему в пристанционном киоске, и выносить всё так, чтобы никто не видел.

Может быть, сжечь дом, чтобы этим мерзавцам не достался, — думал Борис, жуя черствый хлеб, да уехать… Куда? Теперь столько строек, что устроиться будет не трудно. Я когда-то хорошо чертил…

В ставню закрытого окна тихо постучали. Борис вздрогнул от неожиданности, подошел к самому окну и тихо спросил:

— Кто там?

— Это я — Ленька.

Ленька был дальним родственником Бориса и служил на станции милиционером.

— Выдь на минутку, только скорее.

Борис отодвинул деревянный засов и вышел. После избы ночь пахнула в лицо свежестью, летним благоуханием, щелканьем соловьев. Из темноты вынырнула фигура Леньки и зашептала Борису на ухо, всё время оглядываясь:

— Уходи скорее: со станции за тобой наряд милиции послан. Узнали, что Кузьмич у тебя скрывался… Я верхом прискакал по короткой дороге. Уходи!

— С собаками? — спросил Борис.

— Нет — два агента и два милиционера.

— Спасибо, иди. Да, постой, где у тебя лошадь-то?

— Я ее в барском парке спутал.

— Хорошо. Иди туда и подожди — может быть, понадобишься…

Ленька исчез в темноте. Борис прислушался, было совсем тихо. Чувство свободы и желание борьбы наполнили его грудь.

Так я вам и дамся, попробуйте взять!

Борис вернулся в избу, взял деньги, надел теплую куртку и вышел. Затем он подошел к окну соседа Петрова, три раза стукнул и отошел в тень цветущего куста сирени. На крыльце появилась коренастая фигура Петрова. Петров остановился и стал всматриваться в темноту.

— Это я, — сказал Борис. Петров подошел к кусту.

— За мной сейчас агенты приедут… иди сам к сельсовету, а здесь накажи мальчишкам проследить. Я буду ждать в парке, у пруда. Если уедут, не оставив засады, я сегодня же ночью вывезу свое барахло; если оставят засаду, тогда сообразим, что делать.

— Хочешь их тут и прикончить? — спросил Петров.

— Нет, на что их приканчивать! Это ведь пешки. Ну, я пошел.

Борис обогнул пруд и лег на траву среди густого куста жасмина. Ночь дышала спокойствием и любовью. Борис вспомнил синие, с поволокой глаза Любы. Почему я ее не замечал раньше? — подумал он.

Люба была старой гимназической знакомой Бориса. С Любой он встретился совсем недавно: она переехала в Москву и Борис стал бывать у нее. Это была одна из причин, почему он тянул с отъездом.

Со стороны проезжей дороги, проходившей недалеко от пруда, раздался отчетливый стук колес и храп лошади.

А в самом деле, Петров почти прав — было бы приятно встретить их около леса с обрезом… что он зря в земле гниет!

Совсем над ухом, чуть ли не на том кусту, под которым лежал Борис, защелкал соловей.